И какая у нее миссия — неужели удержать Анну от этого опрометчивого шага? Но он имел место в самом конце романа, после долгих лет связи с Вронским, с которым она не была еще знакома, после расставания с мужем и рождения дочери от любовника — так что, ей придется прислуживать этой несносной особе на протяжении последующих трех-четырех лет?
Да нет, пусть тогда прямо сейчас под поезд прыгает!
Нина снова вздохнула, на этот раз в полный голос, и Анна, зашипев, вырвала у нее ножнички и заявила:
— Что, милая, смею перегружать вас работой и требую то, для чего вас и взяли? Нет, не надо мне отрезать поломанный ноготь, а то, чего доброго, отхватите мне половину пальца! Сама сделаю! Ну, к себе идите!
Нина, подумав, что идея отхватить Анне маникюрными ножницами полпальца не такая, в сущности, и плохая, неловко поднялась, снова сделала книксен и удалилась.
Дверь купе при этом заело, и девушка не смогла закрыть ее до конца, на что дамы не обратили внимания, продолжив разговор.
Нина же, взглянув на коридор вагона и явно не зная, куда ей идти, услышала их голоса и, отойдя к окну, решила остаться здесь, делая вид, что любуется в самом деле потрясающим зимним пейзажем России конца XIX века, а на самом деле подслушивая чужую беседу.
Анна, вновь сладким голосочком, произнесла:
— Ах, сударыня, приношу извинения за эту неподобающую сцену. Но сложно иметь дело с тупыми людишками, которые нас окружают. Особенно с тупой прислугой!
Нина подумала, что если ее миссия заключается в том, чтобы удержать Анну от прыжка под поезд, то делать этого она не намерена.
Господи, что за надменная, мерзкая, двуличная гадина!
И при этом якобы важнейший женский образ русской классической литературы. Ну да, если бы все знали, каковой Анна Каренина была не в романе Толстого, а в реальности, то непременно пришли бы к точно такому же мнению.
Точно такому же.
— Анна Аркадьевна, прислуга как прислуга, видимо, молоденькая и неопытная, но на то и есть хозяева, чтобы их наставлять и помогать. Я всегда делаю это с улыбкой, потому как раздраженным тоном делу не поможешь, это только смутит человека, и так…
Вот у такой хозяйки, как графиня Вронская, она бы служила с большим удовольствием, и почему только ей суждено быть горничной Анны Карениной?
А что, если на месте взять расчет и напроситься к графине — та добрая, наверняка не откажет. Тем более, судя по тону, старушка сама не очень-то жаловала Анну.
Не подозревая, что та в самом ближайшем будущем станет любовницей ее сына Алексея Кирилловича.
Распахнулась дверь соседнего купе, и появился проводник, заметивший Нину и, явно положив на нее глаз, сказавший:
— Сударыня, у меня каждый раз дух перехватывает, когда я смотрю зимой в окно! Как там у Лермонтова? «Под голубыми небесами, великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит…»
— У Пушкина, — автоматически поправила его Нина, а проводник вдруг зашептал:
— Сударыня, вы не только красавица, но и умница! А вот жена у меня дура дурехой, да еще орущих пять детей. Понимаете, какой ад ожидает меня в Москве? А ваша хозяйка, эта блестящая петербургская дама, тоже мегера знатная. Уже не первый раз путешествует в мою смену, так, думаете, хотя бы полтинничек на чаевые оставила? Да куда там! Так, быть может, сударыня, мы, два одиночества, составим друг другу как-нибудь жарким вечерком компанию…
Нет, что же выходило: Анне предстояла упоительная, пусть в конце и трагическая, связь с блестящим молодым военным, графом Вронским, а ей, прислуге Анны, перепих с каким-то сексуально неудовлетворенным проводником поезда?
— Имею обыкновение проводить вечера, в особенности жаркие, дома! — ответила Нина громко, и проводник, изменившись в лице и нахлобучив на лоб фуражку, развернулся и зашагал по коридору прочь.
Но в чем проводник был прав, так это в том, что ее хозяйка, Анна Аркадьевна Каренина, была знатной мегерой.
Что знатной, то знатной — все-таки урожденная княжна Облонская, так ведь?
Разговор в купе тем временем продолжался, и инициативой завладела старая графиня, вернувшись к теме своего знакомства со своим ныне покойным супругом, графом Кириллом Ивановичем.
Нина же, прильнув к окну, все любовалась проносившимися за стеклом картинками русской зимы. Вот ради только этого и стоило попасть в «Анну Каренину».
Но вряд ли ее миссия заключалась в том, чтобы получить эстетическое удовольствие от созерцания небывалых картин подмосковной природы задолго до климатических изменений и теплых бесснежных зим.
Да, вряд ли, что очень жаль.
Конечно, лучше было бы попасть в «Анну Каренину» без самой Анны Карениной, но кто знает, какая у нее была на этот раз миссия? Может, ей в самом деле надо было сейчас в лицо заявить Анне, что она от нее уходит, и наняться к старой графине Вронской — кто сказал, что ее миссия связана именно с Анной, а не с матушкой блестящего Алексея Кирилловича?
Раздумывая над этой интересной мыслью, которая все больше и больше стала завладевать ее воображением, Нина поняла, что поезд начал постепенно замедлять ход, а через несколько минут мимо нее прошел все тот же предлагавший провести жаркий вечерок вместе проводник, на этот раз не удостоив ее взгляда, объявивший:
— Mesdames et messieurs, смею проинформировать вас, что через полчаса прибываем в Первопрестольную!
Дверь купе раскрылась, на пороге возникла Анна. Заметив Нину, ее злое выражение лица несколько смягчилось, она произнесла:
— Отлично, что вы тут, под рукой, и ожидаете моих приказания, милочка. Помогите мне привести в порядок волосы, а то я такая растрепанная!
Растрепанными волосы Анны, при всем при том особы, по крайней мере, в понимании семидесятых годов XIX века, весьма и весьма привлекательной, нельзя было назвать даже с большой натяжкой, но Нина не рискнула возражать, решив, что переход на работу к графине Вронской она отложит до лучших времен, пока не разберется, что к чему, и не попытается понять, с какой миссией роман, который выбрал ее, заставил совершить это литературное путешествие.
Нина старалась изо всех сил, хотя имела весьма смутное представление, какие прически носили дамы высшего света в эти времена, и, надо же, Анна осталась весьма довольна, когда Нина, позволив себе немного пофантазировать, подняла опущенные локоны и, наоборот, поднятые наверх пряди опустила.
Посмотревшись в зеркальце, Анна, явно в восторге от результата, произнесла довольным тоном:
— Гм, что скажете, сударыня?
Она обратилась к графине Вронской, взиравшей на все с тонкой улыбкой.
— Прелестно — и так необычно! Но вам крайне идет, Анна Аркадьевна. Вся Москва будет у ваших ног!
