— Во всяком случае, эти книжные лавки существовали уже давным-давно, конечно, в разные века в разном виде, но суть общая. Они раскиданы по всему миру, их пять или шесть сотен, вероятно, даже больше, потому что некоторые библиографы предпочитают оставаться в тени…
С бьющимся сердцем Нина спросила:
— А вы ведь этих библиографов знаете?
— Ну, далеко не всех, однако многих, очень многих. Я ведь уже тридцать с лишним лет заведую нашим «Книжным ковчегом»…
Ощущая легкое головокружение, девушка продолжила:
— А такого библиографа, как… доктор Дорн, вы, случайно, не знаете?
Наморщив лоб, Георгий Георгиевич задумался.
— Это что, как у Чехова в «Чайке»? Его, случаем, не Евгением Сергеевичем кличут?
Он оглушительно расхохотался, явно причисляя свое замечание к разряду шуток, причем удачных, а Нина сочла за благо не говорить, что так оно и есть.
Хотя кто знает, как доктора Дорна звали на самом деле — она ведь тоже назвалась госпожой Достоевской…
— Нет, такого не знаю и имени такого среди библиографов не слышал. Многие берут себе псевдонимы в честь любимых литературных персонажей, но вот чеховский доктор пока что не попадался. А к чему вы спрашиваете, Ниночка?
Девушка не стала говорить, что опустила некоторые важные детали своего пребывания в Скотопригоньевске, например, ни разу не сообщив Георгию Георгиевичу, как именно звали ее доброго ангела в пенсне и с чеховской бородкой, который помог ей распутать клубок тайн и загадок, называя его исключительно «доктор».
Без фамилии.
— Ну ладно, Ниночка, не сопите вы так, не буду лезть в дела сердечные, которые меня не касаются. Потому как и у меня есть некоторые свои секреты, связанные с пребыванием там, о которых я, как и вы, не стал бы никому рассказывать…
Он снова оглушительно расхохотался, зевнул и произнес:
— Устали ведь наверняка? Думаю, пора баиньки.
Понимая, что пожилому человеку хочется прилечь, да и сама ощущая усталость, Нина превозмогла ее и спросила:
— Ну можно еще пару вопросов? Вы же обещали на все ответить…
Добродушно усмехнувшись в свою дедморозовскую бороду, слепой хранитель «Книжного ковчега» сказал:
— Ну, хорошо, однако если вы ответите на мой — станете моей преемницей, Ниночка?
— А ответ прямо сейчас дать надо? — испугалась девушка, и Георгий Георгиевич опять залился смехом.
— Желательно, но если нужно время на то, чтобы обмозговать, оно у вас есть. Но не бойтесь, все у вас получится. Когда я начинал, тоже боялся. Делал ошибки, как и все мы, но кто ж безгрешный? Так что справитесь, девушка вы умная!
Только не в представлении профессора Штыка…
— Так что же вы, Ниночка, еще хотели узнать?
Девушка, подумав, произнесла:
— А дверь… она у вас точно такая же — темно-синяя, с ручкой в виде разинутой пасти льва?
Библиограф, качнув головой, ответил:
— Нет, у меня темно-красная, с железными заклепками, с большим бронзовым кольцом посередине. Мне можно входить и выходить только через нее. У каждого она своя собственная.
— Но почему… дверь? — осведомилась девушка, и библиограф снова расхохотался:
— Предпочли бы пролезать в окно или канализационное отверстие, Ниночка? Ответ крайне прост: дверь — потому что дверь. И точка. Понимаю, это примерно как ответ Великого Компьютера из «Автостопом по Вселенной» на главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого, над которым он раздумывал семь с половиной миллионов лет: «42». Вот как хотите, так и понимайте!
Часы забили полночь, кукушка, выпрыгнув из домика, совершила свой обычный ритуал. Дождавшись, пока она успокоится, Георгий Георгиевич сказал:
— Вы слышали о концепции двери, Ниночка?
Девушка, вспомнив свой давний разговор об этом со Славиком (вот уж кто точно остался за дверью и при этом в другом мире, так это Славик — вместе со своей полногрудой блондинкой из отдела аспирантуры), медленно произнесла:
— Кажется, что-то о «кротовой норе», то есть мостике между мирами в виде двери, которая у каждого своя и при помощи которой можно попасть куда угодно…
Куда угодно. Она и попала куда угодно — в мир «Братьев Карамазовых».
Восхищенно причмокнув губами, библиограф заявил:
— Ну, а вы еще вопросы задаете, хотя сами просвещать можете, Ниночка! Концепция двери, между прочим, вполне себе согласуется с небезызвестной теорией струн, допускающей существование миллионов миллиардов триллионов параллельных вселенных. Если через свою индивидуальную дверь можно перейти из мира в мир, из Вселенной во Вселенную, то почему нельзя перейти через дверь во Вселенную, которой является каждое литературное произведение и которая, существуя не только на бумаге, или на диске компьютера, или в Интернете, но и в реальности — своей реальности, не менее реальна, чем наша с вами!
— Ну, о нас с вами, Георгий Георгиевич, по крайней мере, никто романов не пишет, — пробормотала девушка, понимая, что у нее еще масса вопросов, а время уже за полночь, и пора закругляться.
— Но вот что меня еще занимает. Если мы можем переходить из нашей реальности в ту реальность, которую мы считаем литературной, то могут ли обитатели этой самой так называемой литературной реальности, ну, то есть литературные герои, воспользовавшись дверью, проникнуть в наш мир?..
Как, к примеру, чеховский доктор Дорн…
Библиограф ничего не успел ответить, потому что внизу, в книжном магазине, послышалась сначала пронзительная трель дверного звонка, потом раздался громогласный стук в дверь, а вслед за этим последовал звук, который не оставлял сомнений в том, что кто-то бил стекла в витрине.
Встрепенувшись, Георгий Георгиевич закудахтал:
— Господи, Ниночка, это что, вандалы? Или грабители?
И, вскочив с места, заковылял к лестнице.
Нина, вынув из сумочки мобильный и прихватив с собой из ящика с кухонными принадлежностями длинный острый нож, отправилась вслед за библиографом.
Тот зажег свет по всему магазину, и Нина увидела разбитую витрину. Раздались звяканье и хруст, и еще одно стекло с уханьем пошло вниз от того, что кто-то швырнул с улицы кирпичом.
— Что за безобразие! — кричал, едва не плача, Георгий Георгиевич. — Прекратите немедленно! Я вызываю полицию!
Заметив на улице темную фигуру, которая швыряла в витрины кирпичи, Нина разблокировала мобильный, чтобы набрать номер полиции, но в этот момент пошел очередной — семидесятый — звонок от Славика, так и не желавшего угомониться.
Благо что звук был выключен.