— Откуда вы узнали, Нина Петровна?
Информировать их, что об этом поведал Герценштубе, которого доктор Дорн в течение считаных минут сумел убедить в необходимости выложить правду, только намекнув на некоторые грешки почтенного медика, она не собиралась.
— Но ведь это так? — произнесла Нина и сама же подтвердила: — Конечно, так! Хотя… Хотя, быть может, я ошибаюсь, и старика Федора Павловича убили не вы, Федор Михайлович, а именно вы, Пульхерия Ивановна?
Супруги, дрожа, переглянулись, Федор Михайлович хотел что-то возразить, но жена властно заметила:
— Я с большим удовольствием убила бы этого монстра, однако в силу старческой немощи уже не в состоянии сделать это. Нам ведь пришлось ждать долго, очень долго… Ждать, чтобы уничтожить это крапивное семя карамазовское, начиная с отца и завершая сыночками. Старик же не в курсе, что, умирая в адских муках, наша дочечка все нам поведала. И мы поклялись, что отомстим его убийце и уничтожим не только его, но его детей, раз он убил наших!
Нина кивнула:
— Ваш сын в самом деле скончался от скарлатины, а ваша дочь покончила с собой день спустя, и вы убедили Герценштубе, субъекта весьма алчного, согласиться с версией, что она тоже умерла от скарлатины. Федор Павлович был наверняка рад — обесчещенная им девица умерла, и концы в воду…
Федор Михайлович жалобно закричал:
— Этот изверг убил нашу дочечку! Как убивал и других до нее и после нее. Нет, не буквально, но морально или физически истязая. Своих обеих жен свел в могилу, растлевал прочих девиц…
Пульхерия Ивановна усмехнулась:
— И мы ждали своего часа. Ждали, зная, что уничтожим не только его самого, но и его детишек. И пусть прошло столько лет, убить их взрослыми намного приятнее, чем уничтожить детьми. Да, вы некстати вмешались, потому что в убийстве старого развратника должны были заподозрить его старшего сына. Среднего Федя при помощи яда, который подсыпал ему в масло лампы, сводил с ума и только вчера подсыпал ему убойную дозу, от которой он эту ночь точно не переживет; третьего, монашка, должны были вскоре прирезать на улице неизвестные, а лакей, бастард от Лизаветы Смердящей, покончил бы с собой, повесившись, конечно, не без нашей помощи. Да, мы все спланировали, а потом возникли вы!
От Нины не укрылось, что Безымянные, оправившись от шока, вызванного ее появлением, взяли ее с обеих сторон в кольцо. Пульхерия поигрывала столовым ножом, а Федор Михайлович прихватил тяжелые каминные щипцы.
— Но ничего, план нам придется переделать, но мы с этим справимся, — произнес Безымянный. — Мою хронику, в которой я фиксирую все события в Скотопригоньевске, уже заранее написанную, придется немного подредактировать, но это не страшно.
Жена его спросила:
— Думаешь, мы сумеем ее убийство выдать за деяние одного из братцев Карамазовых? Например, Мити?
Муж, приближаясь к Нине с каминными щипцами, ответил:
— Нет, лучше монашка Алеши. Можно списать на то, что модные врачи в Вене и Париже называют теперь половой фрустрацией…
И со вздохом добавил:
— Обещаю, что мучиться не будете. Убивать вас в наши планы не входило, но придется. Один удар по вашей милой головке, Нина Петровна, и…
Безымянные были готовы броситься на нее и лишить жизни, как вдруг смежная с гостиной дверь распахнулась, оттуда возник, сияя своими блестящими сапогами, товарищ прокурора Ипполит Кириллович, у которого Нина с доктором Дорном побывали около двух часов назад и который дал свое согласие на участие в ловле на живца.
За ним следовали исправник Макаров и судебный следователь, которые, воспользовавшись тем, что супруги Безымянные завтракали наверху, а слуг на кухне удерживал доктор Дорн, через парадный вход, не без применения отмычек, поднялись по центральной лестнице, бесшумно прошли в гостиную и услышали всю откровенную беседу четы Безымянных с Ниной.
Ловушка захлопнулась.
Товарищ прокурора с поразительной грацией подскочил к остолбеневшему Федору Михайловичу, вырвал у него каминные щипцы, которыми тот намеревался огреть Нину по затылку, а исправник Макаров и судебный следователь попытались совладать со впавшей в яростное исступление, принявшейся швырять в них посуду со стола Пульхерией Ивановной, изрыгавшей при этом грязные площадные ругательства.
Когда же подоспевшие судейские, заполонившие дом Безымянных, скрутили все еще вопившую Пульхерию, а доктор Дорн отвел в сторону, защищая собой, Нину, товарищ прокурора Ипполит Кириллович, явно красуясь и крайне довольный собой, в мыслях уже в высоком кресле в столице, торжественно провозгласил:
— Федор Михайлович и Пульхерия Ивановна Безымянные, вы обвиняетесь в зверском убийстве Федора Павловича Карамазова, приключившемся…
Чувствуя, что голова у нее начинает трещать от комплиментов и что ее клонит в сон, Нина выслушивала очередной панегирик в свой адрес.
Был вечер того безумного, все никак не желавшего заканчиваться первого сентябрьского дня. Нина находилась в доме Катерины Ивановны, которая любезно предоставила в ее распоряжение свою лучшую комнату.
Жить в особняке арестованных и увезенных судейским приставом Безымянных Нина, конечно же, не могла.
Да и не хотела.
На этот раз свой восторг выражал рыжебородый купец первой гильдии, самый состоятельный житель Скотопригоньевска, фамилию которого она прослушала. Ибо теперь все почтенные граждане вереницей наведывались в дом Катерины Ивановны, желая узнать из первых уст подробности невероятного криминального дела.
Купец, превознося заслуги Нины до небес, объявил:
— Шейку такой прелестницы, как вы, Нина Петровна, должно украшать бриллиантовое ожерелье! Я выкуплю у вас, господа, бриллиантовое ожерелье, что приобрел ваш покойный отец, и сочту за честь, если вы, Нина Петровна, примете его в дар, в знак уважения от жителей нашего Скотопригоньевска…
Нина, устало вздохнув, посмотрела на доктора Дорна, стоявшего поодаль, и ответила:
— Крайне вам признательна, но если хотите выказать знак уважения, то прошу оплатить семье штабс-капитана Снегирева лечение их сына Илюшечки лучшими врачами и пребывание в Сиракузах столько, сколько этими врачами будет прописано!
Купец, ударив себя в грудь, пафосно заявил:
— О, когда прикажете отправить их на Сицилию?
Нина, обменявшись взорами с доктором Дорном, ответила:
— Не позднее следующей недели. Доктор Дорн охотно обсудит с вами все детали…
Сдав купца первой гильдии на руки доктору Дорну, Нина с легкой улыбкой пропускала мимо ушей то, что обращал к ней Митя, подле которого стояла в восхищении смотревшая на него Катерина Ивановна, и то, что добавил Алеша, который не отходил от Lise, прикованной к коляске и привезенной в дом Катерины Ивановны, и то, что изредка вставлял все еще бледный, но глядевший весело Иван, к которому жалась миловидная вдова, мать Lise, госпожа Хохлакова, явно положившая на ни о чем пока что не подозревавшего фрондера и философа глаз.
