Во флигеле, месте обитания Ивана Карамазова, через неплотные занавески пробивался призрачный свет. Нина подошла к двери, занесла руку, чтобы постучать, — и вдруг увидела, что дверь неплотно притворена. Она взялась за ручку и толкнула ее.
А что, если она войдет туда и обнаружит Ивана в компании с упитанным господином в клетчатом, ведущим с ним заумные беседы?
И у господина будут маленькие рожки, копытца и длинный хвост?
Нет, она все же в романе Достоевского, а не в повестях Гоголя!
И все же ей было не по себе, когда она прошла в небольшую, скудно освещенную большой масляной лампой на столе, комнату, воздух которой, какой-то сизый, был пропитан чем-то сладковатым.
Нина заметила Ивана, который, уронив голову на стол, казалось, спал над большим фолиантом. Она подошла к нему, дотронулась до руки среднего брата, автоматически заметив, что он читал «Капитал» Карла Маркса на немецком.
Иван вздрогнул, потому что не спал. Подняв голову, он произнес, ничуть не удивившись:
— Ах, черт, теперь ты принял иное обличье, смущая меня плотскими мыслями о той, кто так желанна.
Нину напугали не речи Ивана, а его глаза — широко распахнутые, какие-то неживые.
— Что ты хочешь от меня, черт? — вскричал вдруг молодой человек, брыкаясь, как будто к нему кто-то приставал, хотя никто до него не дотрагивался. — Отстань, выходец из ада! Знаешь, что хорошо в твоем явлении мне, атеисту? А то, братец черт, что если есть ты, то есть и твой антипод, Господь! Надо же, как я тебя уел, братец-черт?
Иван залился смехом — тревожным, долгим, сумасшедшим. При этом пристально смотря куда-то в темный угол.
Нина, вглядевшись, глубоко вздохнула — и вдруг с ужасом поняла, что в самом деле видит в углу…
Нет, не черта, а того, о ком думала в квартире доктора Дорна — Федора Павловича Карамазова.
И он, как неугомонные зомби из поразившего ее много лет назад «Кладбища домашних животных» Стивена Кинга, весь в крови, с торчащим из разрубленного черепа турецким ятаганом, сделал шаг из темноты — и Нина поняла, что покойник совершенно наг.
Нина закричала, а Иван, уставившись на нее, произнес еле слышно:
— Что, увидели, Нина Петровна? Хотя какая ты Нина Петровна, ты, братец, черт!
И сердито добавил:
— Тогда что вопишь, дитя ада? А, понимаю, панику сеешь. Тактика у вас, мелких бесов, такая!
Странно, но Иван, похоже, не видел вышедшего из угла своего покойного голого родителя с пятнами засохшей крови по всему телу и торчащим из головы, подобно рогу, турецким ятаганом.
И не слышал, потому как Федор Павлович своим обычным тоном просюсюкал:
— Нина Петровна, я же говорил, что умею ждать! Вот и пришел, чтобы заставить вас сменить гнев на милость. Неужели не люб я вам? Даже такой, несколько, правда, мертвый? Но быть мертвым, скажу вам честно, приятно! Хотите попробовать?
И он протянул к ней тронутую зеленым распадом когтистую лапу.
Нина дико завопила, бросилась куда-то вбок, но Федор Павлович возник вдруг там, хотя мгновение назад был в темном углу.
— Хотите, я же знаю, Нина Петровна! Так в чем же дело!
Он схватил ее когтистой лапой, раскрывая рот, который внезапно превратился в огромную прожорливую зубастую, прямо как у матки из «Чужих», пасть, Нина стала отбиваться, понимая, что это ничего не даст, тем более Иван апатично сидел на табурете, смотря по-прежнему в дальний угол, ведя с кем-то неторопливую беседу и полностью игнорируя своего батюшку-зомби, желавшего сожрать Нину…
Раздался звон, потянуло свежим воздухом, и Федор Павлович вдруг как-то заколебался и стал, подобно туману, таять, а Нина, чувствуя себя изможденной, опустилась на пол и закрыла глаза.
Уже второй раз за эту ночь она пришла в себя от того, что кто-то вливал ей в рот спиртное — только уже не коньяк, а водку. Выплюнув обжигающую жидкость (водку Нина терпеть не могла), она открыла глаза и заметила подле себя доктора Дорна.
— Вы? — простонала она, пытаясь оттолкнуть убийцу, однако поняла, что сил у нее нет.
Приподняв голову, Нина заметила, что они находятся не во флигеле, а на земле, метрах в пяти от входа. Одно из окон флигеля было разбито.
Доктор Дорн, всучив ей стакан, заявил:
— Не хотите — не пейте. Мне надо позаботиться о пациенте, который находится в гораздо более критическом состоянии, чем вы!
Он склонился над лежавшим на земле, с пеной у рта, сжимавшим и разжимавшим руки Иваном. Доктор, запустив руку в стоявший подле саквояж, произнес:
— Не ведаю точно, что за токсин, но, думаю, что-то из разряда белладонны. Ага, купируем это следующим…
И, всаживая Ивану шприц в предплечье прямо через одежду, после чего молодой человек в течение нескольких секунд успокоился, заметил, не глядя на девушку:
— Уже давно взял себе в привычку никогда не выходить из дома без своего саквояжа, даже когда пытаюсь настигнуть убежавшую от меня роковую красотку.
Роковая красотка — это, стало быть, она, Нина.
— Вас деньги в саквояже смутили? Ну, надо же мне свои накопления где-то держать! Мне часто требуются большие суммы, поэтому хорошо их иметь при себе. А так как саквояж при мне, то и деньги я храню там. А то, что газетка в крови — так помилуйте, поверх нее бинты после трудных родов лежали, что ж вы хотели, Нина Петровна?
От его слов, а может, от водки, которую она, морщась, все же выпила, в голове прояснилось. Повернувшись к притихшему Ивану, она спросила:
— Что с ним?
Доктор Дорн, усмехнувшись, положил шприц в металлическую коробочку, которую спрятал в саквояже, защелкнув его.
— Он находится под воздействием галлюциногенных токсинов. Как, собственно, и вы. Не отправься я за вами и не разбей стекло, вы к утру сошли бы с ума и, не исключено, скончались бы. Доза была убойная.
— Доза? — произнесла будничным тоном Нина, и доктор пояснил, указывая на стоявшую на крыльце масляную лампу:
— Надо провести анализы, но уверен, что в масло кто-то подсыпал порошок, содержащий галлюциноген. Например, корень дьяволовой ноги, слышали о таком? Как в одноименном рассказе о Шерлоке Холмсе!
Нина, вспомнившая этот рассказ, кивнула, чувствуя, что в голове зашумело. Она что-то хотела сказать, но тотчас забыла, что именно.
— Значит, не было ни черта, ни… покойного Федора Павловича? — спросила она с опаской, и доктор Дорн усмехнулся:
— Под воздействием этой дряни каждый видит то, что исподволь хочет видеть. Его самые сокровенные страхи вдруг оживают, материализуясь в темном углу комнаты… А на самом деле это всего лишь галлюцинации по причине наркотического отравления. Отравления, однако, которое может рано или поздно стоить жизни. И едва сегодня вас обоих не свело в могилу!
