— Он их Грушеньке подарил! То есть Аграфене Александровне, она подтвердит…
Нина осеклась. Нет, не подтвердит. С чего это Грушеньке подтверждать, что Нина получила эти драгоценности от нее в обмен на договоренность о том, что Нина отступится от Федора Павловича?
Ведь у Грушеньки есть уникальная возможность раз и навсегда избавиться от соперницы, которая, будучи оправданной, обретет еще большее могущество и станет куда более опасной конкуренткой.
По крайней мере, в представлении самой Грушеньки.
— Ага, сами поняли, что на показания Аграфены Александровны полагаться явно не стоит. Ну, есть и свидетельства слуг покойного, что вы атаковали его, угрожая зарубить тем самым турецким ятаганом, которым он впоследствии и был лишен жизни.
— Он… он склонял меня… — Нина осеклась, и доктор Дорн мягко заметил:
— Я‑то верю, но поверит ли следствие? Слуги о своей неблаговидной роли молчать будут как мертвые, Смердяков, думаю, тоже ни о чем распространяться не станет, а Федор Павлович мертв…
Нина простонала, а доктор продолжал перечислять:
— К тому же Пульхерия, а также слуги подтверждают, что вы вчера вечером, сославшись на боль в пальце, ушли куда-то, вернувшись только под утро. Уверяли, что были у меня, но, увы, меня в то время дома еще не было. Я бы, может, и подтвердил ваше алиби, но ведь у меня в доме все время торчал домашний цербер Прасковья, которая точно опровергла бы мои слова. Так что вы, чужая сомнительная особа, к тому же живущая здесь явно под фальшивым именем, подозреваемая номер один!
Нина снова простонала, а доктор Дорн весело заметил:
— Но я знаю, как вам помочь!
— Как? — спросила в отчаянии Нина, и медик ответил:
— Нам надо найти настоящего убийцу, заставить его сознаться и снять с вас все подозрения. Причем сделать это надо лучше всего до рассвета!
И, сверкая стеклами пенсне, добавил:
— Думаю, нам это по плечу!
В этот момент внизу раздался громкий стук, и доктор, потушив лампу и велев Нине затаиться, вышел из комнаты.
Девушка, ступая на цыпочках, подошла к двери и услышала чей-то возбужденный голос:
— Доктор, ребенок застрял! Ни туда, ни сюда! Нужно ваше присутствие…
Раздались торопливые шаги, появился доктор Дорн, сказавший:
— Увы, я давал клятву Гиппократа. Мне надо отлучиться, это поблизости и, надеюсь, ненадолго. Сидите дома и никуда не отлучайтесь!
И, захватив свой саквояж, спешно удалился.
Нина, оставшись одна, принялась рассуждать. Что же, она сама отстаивала теорию, что любое произведение можно прочесть как детектив, вот и сама очутилась в центре такового!
Так кто же убил Федора Павловича Карамазова?
Вопрос на три тысячи в ассигнациях и бриллиантовое колье.
Размышляя, Нина бродила по дому, перебирая разнообразные возможности. Если отбросить братьев Карамазовых, а также доктора Дорна, то кто же оставался?
Например, Грушенька. Или Катерина Ивановна. Или даже госпожа Хохлакова. Доктор Герценштубе. Один из судейских и прокурорских, которые пришли арестовывать ее.
А также некто, кто затаил злобу на Федора Павловича и с кем она не была знакома.
Злобу, заставившую его — или ее! — раскроить несчастному череп турецким ятаганом.
Снова раздался шум в прихожей, Нина, опасаясь, что вернулась неугомонная Прасковья, сестра-близнец не менее неугомонной Пульхерии, осторожно выглянула из-за перил второго этажа в прихожую.
К счастью, это был доктор Дорн.
— Неправильное положение плода, — произнес он, ставя на пол свой саквояж. — К тому же пуповина обвилась вокруг горла и грозила скорая асфиксия, но все обошлось. Ребенок здоровенький, девочка. Благодарные родители возжелала назвать ее так, как я захочу. Я захотел, чтобы была Нина. Кстати, также Петровна…
Раскрыв саквояж, он вынул грязные бинты и, уходя на кухню, продолжил:
— Прасковья будет возиться там до утра, так что нам никто не помешает. Итак, обдумали уже возможности того, кого нам надо презентовать товарищу прокурору, этому франту, всегда в вычищенных сапогах, желающему сделать в провинции карьеру и вырваться в Петербург, Ипполиту Кирилловичу? Вот давайте и поможем, сняв с вас подозрения и презентовав подлинного убийцу…
Нина, спускаясь с лестницы и думая, что о подобной ситуации где-то читала, и, собственно, не где-то, а в «Записках юного врача» Булгакова, ответила, отметив, что Евгений Сергеевич Дорн, безусловно, врач, но уже давно не юн:
— Ну, кандидатов, если признаться, много. Есть те, которых мы знаем, а есть наверняка и те, о которых не имеем понятия. Вы здесь живете дольше, чем я, имеете представление о жителях гораздо лучшее…
С кухни донесся голос доктора Дорна, сопровождаемый шумом льющейся воды:
— Ну, не скажи! Вы прибыли сюда, будучи до такой степени поразительно информированной относительно вещей, зачастую интимных, что диву даешься, как вы могли их узнать и, что важнее, от кого. Как будто в книге прочитали!
Нина от неожиданности налетела на саквояж доктора Дорна.
А ведь в самом деле в романе прочитала.
Доктор продолжал вести речь о чем-то, а взгляд Нины автоматически упал на содержимое раскрытого саквояжа.
И она увидела аккуратно перевязанные пачки денег, завернутые в газетку, покрытую пятнами крови.
Ее словно током ударило, и Нина, осторожно посмотрев на кухню, где доктор Дорн мыл руки, поняла: зря она исключила его из числа подозреваемых.
Впрочем, какой он подозреваемый, он — убийца!
Убийца, который не просто так заманил ее в свой дом и, отослав прислугу, задумал что-то зверское.
Нина быстро раскрыла дверь и выскользнула наружу. И пусть ее ищет весь город — лучше в тюрьме, чем в доме убийцы, который, что вполне возможно, готовился к тому, чтобы лишить ее жизни.
Как он убил старика Карамазова. И, не исключено, многих других.
Нина быстро зашагала по улице, вдруг осознав, что не знает, к кому идти. Не к Алеше же — он бдел над испускавшим столь смущавший некоторых монахов тлетворный дух телом старца Зосимы в монастыре.
К Мите тоже нельзя — зачем лишние неприятности с Катериной Ивановной, да и подставлять их нельзя.
Ну да, Иван — он живет один, причем на отшибе, к нему никто никогда не заходит.
Разве что черт.
Нина зашагала вверх по улице. Ей показалось, что за ней кто-то следует, поэтому она побежала. Наконец, она оказалась перед домом чиновницы, где уже была всего несколько часов назад.
