— Если вы явились, чтобы принести свои извинения, то сразу скажу, что приняты они ни в коем случае не будут. Если же вы пришли, чтобы… чтобы продолжить свои премерзкие сексуальные экзерсисы, то спущу вас с лестницы — в том виде, в котором вы в этот момент будете!
Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно тверже и спокойнее, и была уверена, что это ей удалось.
Ну, или, во всяком случае, почти.
Старик же, поправив манжеты, с достоинством произнес, в самом деле походя если уж не на столь почитаемых им римских патрициев, то на какого-нибудь графа или маркиза:
— Нина Петровна, я прибыл сюда, чтобы предложить вам гораздо большее!
Нина прервала его:
— Вы окончательно обезумели! Пришли, чтобы предложить мне еще большую плату за то… чтобы я имела возможность лицезреть ваше дряблое старческое тело обнаженным?
В глазах Федора Павловича вспыхнул адский огонь, и он произнес:
— Ну, если вам нравятся такие формулировки, Нина Петровна, то согласен и на оные. Да, я прибыл сюда, чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться! Предложение руки и сердца! Ну и, не желая быть пошлым, отмечу, что и прочих частей моего, как вы верно отметили, дряблого старческого тела! Выходите за меня замуж, Нина Петровна, станьте госпожой Карамазовой — я ведь человек далеко не бедный…
Онемев от таких слов, Нина уставилась на старика, который, похоже, в самом деле заявился сюда, чтобы склонить ее к тому, чтобы вступить с ним в брак.
Дверь гостиной распахнулась, и растрепанная горничная доложила:
— Господин Карамазов, Иван Федорович!
Иван, еще бледнее, чем обычно, с глубокими тенями под глазами, быстрым шагом вошел в гостиную. Завидев отца, он воскликнул:
— Отец, вы?
Карамазов‑старший, усмехнувшись, ответил:
— Ну, или мой доппельгангер, сын мой!
Резко повернувшись к отцу спиной, Иван произнес, подчеркнуто обращаясь только к Нине:
— Нина Петровна, прошу выслушать меня. Буду счастлив, если вы станете моей женой!
Нина закрыла глаза, но тотчас открыла их, потому что услышала свирепый рев:
— Ни за что! Ни за что Нина Петровна не станет твоей женой, Ванюша!
В гостиную влетел Митя Карамазов, а вслед за ним вошла растрепанная горничная, важно доложившая:
— Господин Карамазов, Дмитрий Федорович!
Митя, упав на колено — хорошо, что на одно, а не на два, — патетически произнес:
— Нина Петровна, молю вас о пощаде! Затушите пожар в моем сердце! Идите со мной под венец!
Иван, посмотрев на брата с такой ненавистью, что если бы умел взглядом убивать, то Митя тотчас упал бы оземь мертвым, сжимал и разжимал кулаки, и Нина вдруг подумала, что если братская дуэль будет иметь место, то прямо здесь и сейчас, в гостиной четы Безымянных.
Однако эскалацию прервало появление все той же растрепанной горничной, которая с широкой улыбкой объявила:
— И снова господин Карамазов, Алексей Федорович!
Алеша, облаченный в элегантный светский костюм, вошел в гостиную и, заметив отца и двух старших братьев, оробел, замерев на пороге.
Федор Павлович со смешком спросил:
— Мой милый монашек, ты направил сюда стопы, чтобы теперь, после возвращения к грешной жизни, просить Нину Петровну стать твоей женой?
Судя по предательскому румянцу, залившему лицо Алеши, так и было.
Четыре пары глаз представителей семейства Карамазовых уставились на Нину. Та же, вздохнув, произнесла:
— Господа Карамазовы, польщена… Ну, во всяком случае, в трех случаях из четырех…
Она бросила мимолетный взгляд на Федора Павловича, который продолжал ехидно улыбаться.
— Но вынуждена всем отказать!
Митя завопил:
— Кто он, наш соперник, которого я изрублю в куски? Кто этот дерзновенный мерзавец…
— Не паясничайте, братец Митюша, — оборвал его брезгливо Иван, а Алеша, еще более заливаясь краской, стоял, потупив взор.
Нина, обведя всех собравшихся Карамазовых взором, снова вздохнула. Да, такой сцены не мог бы выдумать и сам Федор Михайлович Достоевский.
Он и не выдумал — потому что сцена была не романная, а самая что ни на есть реальная.
— Что ты сказал, братец Ванюша? — произнес придушенным тоном Митя, надвигаясь на Ивана. — Думаешь, тебе не придется отвечать за свои слова?
— О, я к вашим услугам, братец Митюша! — ответил Иван и со смешком добавил: — С учетом вашей больной лапки, вывихнутой Ниной Петровной, даю вам право выбора оружия…
Митя, подходя к нему, просипел:
— Думаешь, братец Ванюша, не сумею измочалить тебя одной ручкой? Да и не с такими, как ты, справлялся одним мизинцем…
— Прекратите! — закричал истошно Алеша, по щекам которого текли слезы. — Братья дорогие, Ваня и Митя, прекратите!
Те, на мгновение взглянув на младшенького, и не думали униматься. А Федор Павлович, встав в наполеоновскую позу, с рукой, засунутой за пуговицы сюртука, произнес с необычайной гордостью:
— Моя кровь, карамазовская, Нина Петровна! Сорвиголова, богоборец и плакса. Никто, как сами понимаете, не по вашу честь. Жаль, что Смердякова нет, так были бы все сынки мои в сборе. Так что соглашайтесь на мое предложение, выходите за меня, сразу получите все в одном!
Тут все три брата уставились на старика, а тот горделиво продолжил:
— А что тут такого? Думаете, только вы можете Нине Петровне руку и сердце предлагать? Ваш родитель еще в самом соку! Смотрите, с какой легкостью он добьется, чтобы Нина Петровна стала вашей мачехой!
Он вытащил руку из-за пазухи, и Нина вдруг решила, что старик до такой степени сбрендил, что начнет разоблачаться, как это сделал накануне, в присутствии сыновей прямо в чужой гостиной. Однако вместо этого Федор Павлович извлек небольшой футляр, раскрыл его и продемонстрировал что-то ослепительно-сверкающее:
— Вот, прошу-с! Колье из бриллиантов чистой воды, кучу денег стоит! Сначала известной особе предназначался, но теперь он может стать вашим, Нина Петровна! Вам только стоит ответить согласием на мое предложение…
Два старших брата, в мгновение ока забыв о своих распрях, начали надвигаться на старика Карамазова, Алеша в ужасе закрыл лицо руками, а Нина громко и четко произнесла:
— А почему, господа Карамазовы, так уверены, что вы мне нужны?
Четыре пары глаз уставились на нее, и Нина, завладев их вниманием, продолжила:
— В самом деле, почему? Потому что уверены, что ваша карамазовщина дает вам право брать от жизни все, даже то, что вам не принадлежит? Так вот, я вам не принадлежу!
