Утром Лида сменила Родиону повязку, занялась завтраком. Она накормила его, но в палатке не осталась, сказала, что предчувствие у нее нехорошее. Как бы не нашли их здесь. По лесу вокруг палатки ходила, вроде как охраняла стоянку, потом обед стала готовить.
Родиону казалось, что Лида готова была делать все что угодно, лишь бы не оставаться с ним. Как будто он ее тяготил. Неужели ее сознанием овладела мысль о красавце-капитане, воплощении своей романтической мечты? Или бриллианты жгли ей руки. Нужно искать покупателя, толкать товар, но Лида вынуждена была сидеть с Родионом, ухаживать за ним.
Спать она ложилась подшофе. Обняла Родиона, прижалась к нему. Ее шальные руки не знали покоя. Но ему было плохо, он чувствовал себя грязным, прокисшим. Лида не уловила встречного импульса, разочарованно вздохнула и успокоилась.
— Знаешь, а яхта — это вариант, — сказала она с мечтательной улыбкой на губах. — Дом на воде, сегодня здесь, завтра там.
— И капитан? — не без сарказма спросил он.
— Ну, в капитаны я могу взять тебя. Стрелка компаса у тебя, правда… Но ты же поправишься. Она опять будет смотреть строго на север.
— Все будет.
— Да я не сомневаюсь. Бриллианты толкнуть не проблема, — в раздумье проговорила она.
— Ни разу не проблема?
— Есть у меня один знакомый.
— Опасно?
— Да нет, справлюсь.
— Сама справишься?
— Сама?.. — Лида задумалась, вспоминала, о чем говорила, не сболтнула ли что-то лишнее? — А какой из тебя помощник?
— Ну ты же не сейчас пойдешь.
— Да нет, не сейчас. Но нужно спешить.
— Зачем?
— Зачем… Паспорт нужен. Да и заграничный тоже. С визой.
— Легко сказать.
— Не легко. Но и не так сложно, как ты думаешь.
— Так займись.
— Сейчас?
— Завтра.
— Ну да, завтра. Я туда и обратно. Может, переночую в Москве. Ты же не умрешь здесь от скуки без меня?
— Постараюсь, — в раздумье проговорил Родион.
На паспорт нужно фотографироваться, а Лида оставляла его здесь. Значит, ему документ не полагался. Потому что не нужен ей был Родион.
— И бабу не приведешь?
— Ну, если только в бреду, — ответил Проскурин и нащупал нож, который лежал у него под правой ногой.
— У тебя жар?
— Не думаю.
— Мамочка должна померить температуру!
Лида снова распалилась, на этот раз она добралась до его «термометра», не обращая внимания на жалкие протесты.
— Горячий! — Она еще медленно, но уже нетерпеливо двигала бедрами, устраивалась в седле поудобней.
— Будем остужать? — спросил Родион, смиряясь с неизбежностью.
— Будем тушить, — ответила Лида, ускоряясь.
Родион держал ее за бедра, направляя движение, но его руки вдруг оказались у нее под ногами. А сама она вцепилась ему в плечи, склоняясь над ним как всадница над конем, переходящим с шага на галоп.
— А помнишь Питона? — спросила Лида, затуманенно глядя на него.
Родион не ответил. Какой, к черту, Питон? Ему бы заданный темп выдержать с минимальным вредом для здоровья.
— Зачем он баб душил? — Ее руки вдруг оказались у него на горле.
При этом она улыбалась, давая понять, что шутит.
— Жаль, Тайку твою не задушила!
Лида продолжала улыбаться, но уже душила Родиона. Руки у нее тонкие, женственные, но сколько же в них силы! Как будто сам дьявол жил в ней. Да и ноги тоже крепкие. Родион пытался, но не мог высвободить свои ладони.
— Я ее задушу! В тебе! — Лида пыталась обратить в шутку страшную правду.
Она убивала Родиона, лишала его воздуха, сдавливала кадык, расчищала себе дорогу к жизни с чистого листа.
Родион должен был понимать, что такой исход вполне возможен. Лида не хотела делиться с ним. Теперь он уже не был ей нужен. Не зря же она предложила ему стать капитаном. На час.
И еще он должен был понимать, что ей никто в этой жизни не нужен. Лида любила Полевая, но с легкостью отказалась от него, переключилась на Родиона. И Вакулу она не оплакивала. Ей временно был нужен Родион. Эта особа взяла его в аренду, а сейчас вот разрывала договор за ненадобностью такового.
Родион знал, что так может быть, и даже на всякий случай приготовил нож, сжал его в руке. Но как высвободить ее, когда Лида выжимает из него последние остатки жизненных сил? Воздуха нет, сознание стремительно гаснет.
В себя он пришел от оглушительной тишины. Проскурин понимал, что находился в палатке, но кромешная тьма и гнетущая тишина наводили его на страшные мысли. Такое ощущение, как будто он лежал в гробу.
Но все же Родион был жив. А умерла Лида. Он и не помнил, как высвободил руку с ножом, нанес удар. Но это случилось. Иначе Лида не лежала бы сейчас на боку. С открытыми глазами. В палатке темно. Непонятно, почему парень видел блеск в этих глазах. Лида безжизненно смотрела на него и улыбалась.
Подполковник Васюхин покачал головой, с укором глянул на Родиона и проговорил:
— Где-то мы были неправы, в чем-то была наша вина, но ты, герой, замазан по самые уши.
Родион уныло молчал. Он в госпитале, под наблюдением врачей, его жизни ничто не угрожает. Но сколько ему пришлось вынести, чтобы выйти к людям, попасть сюда.
А еще Проскурину пришлось исповедаться перед следователем. Он рассказал все без утайки, умолчал пока лишь об одной детали. Следствие идет полным ходом, скорее всего, Родиона ждет скамья подсудимых. Как ни крути, а убийство Лиды повесили на него. Все остальное под вопросом, но ее одной хватит для солидного срока. Если следствие и суд не примут его версию.
— Скажи, что это любовь.
— Любовь, — не стал отрицать Родион.
— Голову из-за бабы потерял.
— Потерял.
— На закон наплевал.
— Нет.
— Наплевал. Сломя голову по лезвию бритвы!.. Да какое там лезвие! Ты за этой Каретниковой за гранью шел!
— Я закон уважаю, — заявил Родион.
— Да ну!
— И могу доказать.
— На суде?
— Прямо сейчас. — Родион вынул руку из-под простыни, перевернул мешочек, который в ней держал, и высыпал себе на живот бриллианты.
Их было много, шестнадцать камешков. Даже отдав их за полцены, Лида запросто могла купить тридцатиметровую яхту. Он мог бы уйти с этими бриллиантами, наплевать на все и раствориться на просторах страны, обеспечив себе безбедную жизнь. Но нет, Проскурин подчинил себя закону.
