— С этим паспортом я хлебнул тут горя, — тихо признался Николай Сергеевич. — Госпиталь закрытый, сюда сверху звонили, чтобы ее приняли без документов, под мою ответственность. Где она документы хранит?
Александра пожала плечами:
— Штромм должен знать. Он вернулся, кстати. И хочет знать, в какой больнице лежит Ольга.
— А мне какое до этого дело? — резонно заметил полковник. — Пусть хочет. Так, доктор настаивает на двадцати минутах, я тоже считаю, что Ольге Игоревне нужен полный покой. Идите к ней, вас проводят. Сейчас она в отдельной палате.
… И через несколько минут они вошли в маленькую, выкрашенную голубой масляной краской палату, куда были вдвинуты железная койка на колесиках, белая ширма и капельница. Ольга, укрытая до плеч белым больничным одеялом со штампами, казалось, дремала, но когда Алешина, войдя вслед за Александрой, осторожно прикрыла за собой дверь, открыла глаза.
— Это не то, что все думают! — тихо, но горячо проговорила Ольга, глядя на Александру, склонившуюся к постели.
— Все обошлось, и это главное, — проговорила художница, осторожно дотрагиваясь до одеяла, под которым исчезала трубка капельницы.
— Ничего не обошлось, — так же напористо продолжала Ольга. — А почему с вами…
Она вдруг заметила Алешину, которая стояла в углу у двери, наполовину скрытая ширмой.
— Все в порядке, — зашептала Александра. — Марина знала когда-то вашего отца, она очень хорошо относится к вашей семье… И захотела вас навестить.
Алешина выступила из-за ширмы:
— Извините, что так ворвалась. Ваш отец правда очень многое для меня сделал когда-то.
— Мне все равно теперь, — Ольга отвернулась к стене. — Я не растапливала печь и не задвигала вьюшки. Я никогда не задвигаю вьюшки! А они все обращаются со мной как с помешанной. Как с самоубийцей!
— Никто не думает, что вы на такое пошли, — остановила ее Александра. — Это просто несчастный случай.
— Николай Сергеевич говорит, что нашел вьюшки задвинутыми. А в печи было полно свежих углей. Это несчастный случай, по-вашему? — Ольга резко повернула голову к собеседнице и внезапно закрыла глаза, быстро сглатывая слюну, словно борясь с приступом тошноты.
— Я всем говорю, что ничего не помню, но я все помню, — она вновь широко раскрыла глаза, и Александра увидела метнувшийся в них страх — черную тень, очертаний которой не удалось рассмотреть. — Я помню, как вы уходили вчера утром и говорили со мной, а мне так хотелось спать. Во сне хоть можно не думать ни о чем. И я снова уснула. Я не вставала и не растапливала печь.
Ольга сделала попытку приподняться на локте и приблизила лицо к лицу склонившейся над ней слушательницы:
— Я на рассвете засунула в топку последние дрова. За ними пришлось бы идти в дровяной чулан. Я не делала этого, понятно?!
— Понятно, — еле слышно проговорила Александра. — Не волнуйтесь. Лежите спокойно. Здесь вам ничего не угрожает.
— Где ваш паспорт? — внезапно подала голос Алешина.
— А вам зачем это знать? — резко ответила Ольга.
— У взрослых людей обычно бывают паспорта, вот я и спросила, — спокойно пояснила та.
Ольга сощурилась и перевела взгляд на Александру.
— Паспорт нужен здесь, чтобы вы остались в больнице. Вас привезли без документов.
— Я не подумала об этом, — с глубоким вздохом ответила Ольга. — Паспорт у дяди.
— У Штромма? — воскликнула Александра. — Почему?!
— Он боится, как бы я не наделала глупостей и не набрала кредитов. Или как бы меня не заставили взять кредит.
— Чудесно, — пробурчала Алешина, рассматривая свое отражение в маленьком зеркале над раковиной.
— Штромм вчера вернулся в Москву, я заберу у него паспорт, — пообещала Александра. — Скажите, а у кого есть ключи от вашего дома? Кроме Николая Сергеевича?
— У дяди, — последовал моментальный ответ.
— Он прилетел только вчера вечером, когда вы уже были в больнице, — покачала головой Александра. — Вы понимаете, к чему я веду… Вы утверждаете, что не прикасались к печи. И я вам верю. Значит, в дом вошел кто-то посторонний, возможно, за домом следили и видели, что я уехала и сосед уехал тоже.
— Больше ни у кого не было ключей, — прошептала Ольга.
— Этого никогда нельзя знать наверняка, — подала голос Алешина. Она подошла вплотную к изножью кровати, для этого потребовалось сделать всего два шага. — Знаете, Ольга, что я думаю… Что вам нельзя возвращаться в этот дом.
— Куда же я пойду? — чуть шевельнула та пересохшими серыми губами.
— Это не проблема, — вмешалась Александра, — я как раз сегодня снимаю отличную мастерскую. Вы можете пожить у меня.
— Пожить, — фыркнула Алешина. — Пожить можно и у меня, и где угодно, тут нужно решать, как вообще дальше жить. Скажите мне, Ольга, четки действительно пропали?
Ольга быстро взглянула на Александру, та покачала головой.
— Нет-нет, Саша мне ничего не говорила, — Алешина сделала отрицательный жест указательным пальцем, словно что-то зачеркивая в воздухе. — Дошло через знакомых. Скажите, вы будете обращаться в полицию?
— Не буду, — с неожиданной категоричностью ответила Ольга.
— Тогда вы не получите выплату по страховке.
— Значит, я не получу выплату по страховке. — Ольга остановила на Алешиной серьезный неподвижный взгляд. — Очень жаль. Деньги мне нужны.
— У вас есть завещание? — прежним, деловым тоном продолжала Алешина.
— Марина! — возмутилась Александра, но та лишь пожала плечами:
— А что такого? У меня вот завещание давно составлено.
— У меня нет завещания, — уже с явной неприязнью ответила Ольга. Она выпростала из-под одеяла руку и указала на тумбочку: — Дайте воды.
Напившись, она с вызовом взглянула на Алешину:
— Я еще не собираюсь умирать.
Александра молчала. Алешина неопределенно качнула головой, скрестив руки на высокой груди. В этот момент она была похожа на солистку народного хора, готовую вот-вот запеть.
Дверь приотворилась, в нее просунулась белая фигура сестры:
— Девочки, пора уходить, и так уже… Да, и вы сюда ничего не приносите, ей нельзя.
— Мы сейчас уходим, — обернулась Александра.
Дверь затворилась.
— Ну, идите, раз время вышло, — бросила Ольга. — Спасибо, что навестили. Да… Попросите сестру, чтобы мне отдали коралловое ожерелье. Они его с меня сняли, когда в реанимацию клали. Наверное, оно с моими вещами. Это мне отец перед смертью подарил. Я боюсь, что они потеряют.
— Да, я помню, розовые кораллы, — кивнула Александра. — Сейчас попросим. Наверное, можно.
