Клиент, которого привезла Елизавета Бойко, по праву занял бы в этой коллекции одно из первых мест. Александра не могла оторвать от него взгляда, хотя понимала, что такое пристальное внимание невежливо. Это был маленький, кругленький, совершенно лысый человечек с большой черной бородой, чуть не до пояса. Из-за лысины его лоб казался несоразмерно большим. Глаза были разного размера и формы. Правый — круглый, словно вытаращенный от удивления, левый — с тяжелым приопущенным веком, из-под которого загадочно мерцал зрачок. Нос картошкой. Крошечные кисти рук. Такие же крошечные ноги — ботинки, забрызганные грязью, казались детскими. И тонкий, тягучий голосок, выходящий откуда-то из солидной черной бороды, совершенно к ней не идущий.
— Леонид Полтавский, галерист, — плаксиво представился человечек, протягивая Ольге и Александре свои визитки. — И коллекционер. Очень рад, очень. Жалею, что не был на аукционе сегодня, только что прилетел из Франкфурта. И послезавтра, в субботу, улетаю.
— Очень рада знакомству… — отвечала Александра, бегло рассмотрев и спрятав визитку. — Вы не много потеряли, что не были на аукционе. Он не удался. Думаю, уже вся Москва об этом знает.
Она взглянула на Бойко. Та опустила веки в знак согласия.
— А… Москва… — пропищал Леонид Полтавский. — Да пусть болтают. Не принимайте близко к сердцу. Главное, чтобы все были живы и здоровы!
— Могу я предложить вам чаю? — решилась наконец заговорить Ольга. Гость явно смутил ее, она не знала, куда девать взгляд, и прятала руки под шалью. — Или кофе?
— Ах, спасибо, невероятное вам спасибо! — Леонид Полтавский благодарил с преувеличенным восторгом, слегка задыхаясь. — Я с удовольствием выпью чашечку… Чего угодно… Как вы пожелаете… Я неприхотлив!
Елизавета Бойко держалась очень серьезно и обращалась со своим подопечным с подчеркнутым вниманием. Стоило ему оглядеться, как она придвинула к нему стул:
— Присядьте вот тут, у печки. Здесь тепло!
— Здесь прекрасно! — пропела свистулька, спрятанная в недрах густой бороды. Усевшись перед топившейся «голландкой», поерзав на стуле так, что тот жалобно заскрипел, Леонид Полтавский выставил крошечные ладошки навстречу исходящему от печи жару и воскликнул: — До чего же хорошо! Я прямо как в раю!
Елизавета Бойко угодливо улыбалась. Наблюдая за ней, Александра не переставала мучиться смутным беспокойством, которое не покидало ее с того момента, как она увидела выходящих из машины гостей. «Кто он? Имя слышу впервые. Такую внешность я бы запомнила. Галерист и коллекционер? Бойко перед ним заискивает. Значит, он богат. Возможно, влиятелен. А я ничего о нем не знаю. Я отстала от жизни, одичала в своей мансарде».
Сейчас Александра очень жалела о том, что под рукой нет нужного раздела архива Альбины. На вид гостю было лет сорок пять — пятьдесят, но могло быть как меньше, так и больше. Возраст было сложно определить — необычная внешность разрушала все привычные шаблоны. «Это прямо модель для Веласкеса… Для его серии придворных карликов…»
— У вас галерея в Москве? — спросила Александра, также взяв стул и поставив его неподалеку от печки. — Я была бы счастлива познакомиться с вашим собранием…
— Ах, сейчас у меня такой хаос, я все меняю! — воскликнул Полтавский, помахивая кукольной ручкой. — Хочу совсем все изменить, решительно всю концепцию! Вы понимаете, когда становится неинтересно чем-то заниматься, другим тоже интересно не будет. А я живу только своими проектами.
— У Леонида удивительная коллекция старинных туалетных приборов, — неожиданно подала голос Бойко. — Это нечто фантастическое!
— Ну, как сказать… — Леонид скромно потупился и поерзал на скрипящем стуле. — Лучшие экземпляры я так и не приобрел. Не получилось. Всегда что-то мешало — то я лично не мог присутствовать на аукционе, то сделка в последний миг срывалась… Бывает, продавец уже подписал согласие, взял аванс и вдруг сообщает, что раздумал продавать и возвращает деньги. Что же мне делать? Сделка отменяется. А потом я вижу эту вещь в другом собрании… Очень некрасивые бывают истории!
— Да… — протянула Александра. — Я вас хорошо понимаю.
— Поэтому я предпочитаю вести дело быстро, расплачиваюсь всегда наличными и забираю предмет! — Тут Полтавский отчего-то хихикнул, передернув плечами, словно готовился исполнить цыганочку. — Так всего лучше!
— Вы совершенно правы, — поддакнула Бойко. — Тут уж обратного хода быть не может!
— Как в аптеке! — Полтавский опять хихикнул.
В столовой появилась Ольга. Она несла поднос с чайными приборами, уставив пристальный взгляд на чашки, словно гипнотизируя их. Александра встала и поспешила помочь. Они вместе расставили приборы на круглом столе под абажуром. Художница случайно задела руку Ольги. Ее пальцы были словно изо льда.
— Какая гроза… — проговорила Ольга, поглядывая то на одно окно, то на другое. — У меня от молний кружится голова…
Она говорила как во сне, словно не осознавая, что рядом находятся посторонние люди, и на гостей не смотрела, будто их не было. Александра с тревогой смотрела ей в лицо. «Я не понимаю ее, и это плохо, очень плохо. Она может выкинуть какой-нибудь номер…»
— Давайте пить чай! — художница обернулась к гостям, которые в этот миг, сблизив головы, о чем-то тихо переговаривались.
Полтавский мигом вскочил, резво оттолкнувшись носками от пола, словно от батута:
— Позвольте помочь! Что это я расселся!
И он захлопотал вокруг стола, больше, впрочем, мешая, чем помогая. Наконец расселись. Ольга, с бледным напряженным лицом, далеко отставив в сторону локоть, разлила по чашкам чай. Гроза, бушевавшая за стенами дома, как будто шла на убыль. Шум дождя становился ровнее и тише, порою казалось, что он почти смолк. Но вода в желобах над окнами бурлила бешено.
— Кажется, дождь скоро кончится! — заметила Бойко, беря из корзинки, выстланной салфеткой, сухарик.
В этот миг прямо над домом разорвался оглушительный гром. Что-то стеклянно зазвенело, и свет погас.
— Ой! — тихо пискнул невидимый Полтавский.
…В темноте раздалось шуршание — словно потихоньку надрывали край бумаги. Вспыхнуло крошечное пламя спички, выхватив из мрака лицо Ольги, спокойное, даже умиротворенное. Она поднесла к пламени опаленную свечу, наклонила ее, фитиль затеплился, рождая ровный желтый огонь. Ольга установила свечу в керамический кувшинчик, высоко подняла, осветив лица всех сидящих за столом. Улыбнулась — среди гостей, растерявшихся, пусть на миг, она чувствовала себя теперь хозяйкой положения.
— Я же говорила, что свет отключат, — сказала она почти самодовольно.
— Это надолго? — встревоженно спросила Бойко. — Не хотелось бы задерживаться.
— А зачем задерживаться? — возразил пришедший в себя Полтавский. Он взял свою чашку, подул на чай и с заметным наслаждением отхлебнул глоток. — Я могу осмотреть товар и при свечке. И потом, у меня всегда при себе фонарик!
