Иногда она ехала не к себе домой, а в дом какого-то мудилы у Северного пляжа. На взгляд Курта, этот тип был голубым, и Ванесса бывала там не так часто, чтобы между ними могло быть что-то серьезное.
Он чувствовал, что это его работа – присматривать за ней. Это было ответственное дело. Иногда по утрам он парковался рядом с ее домом, за углом, на O’Фаррелл-стрит, откуда было хорошо видно вход. Иногда он проводил там все воскресенье, поскольку «Комната на Марсе» в этот день не работала. Когда она выходила, он опускал щиток шлема и трогал мотоцикл с места, чтобы следовать за ней, если она садилась на автобус на Гири-стрит. Или в такси. Причем всегда только фирмы «Луксор» – почему? Он беспокоился, что водитель мог быть ее любовником или просто ухажером, пытавшимся залезть ей в трусы, но раз за разом он убеждался, что водители были разными.
Если же она шла куда-нибудь пешком, он и тогда ехал за ней, то отставая, то нагоняя. Иногда она выходила из здания с мальчиком. Держа его за руку. Как мило. Словно мамочка, только он был уверен, что она ему не мать. С ней это не вязалось. Может, мальчик просто жил там. Один раз она вышла с мальчиком, женщиной и двумя другими детьми; Курт проникся уверенностью, что та женщина была матерью всех троих детей – это все объясняло. Его тревожило, что какие-то стороны жизни Ванессы были закрыты для него, пусть даже он повсюду следовал за ней и точно знал, что она делает, куда ходит и в какой день. Пока он мог смотреть, как она выходит из здания, следить, куда она идет, и знать, когда возвращается, для него еще не все было потеряно.
Следить за ней, не терять из вида, всегда помнить о ней – вот чем он был занят, и ему это нравилось.
Поначалу она не подозревала. Так было удобнее. В те первые дни. Но потом она какое-то время не появлялась в «Комнате на Марсе», и ему невыносимо захотелось поговорить с ней. Это было так плохо? Ему это казалось чем-то в порядке вещей. Он просто хотел сказать ей «привет». Он не мог увидеть ее в «Комнате на Марсе», поэтому стал пристальней следить за ее домом. Он встретил ее в супермаркете. Она отреагировала так, словно он занимался чем-то незаконным, отовариваясь в ее занюханной лавочке. Магазин – это общественное место. Каждый имеет право ходить в магазин.
После того случая, как она вышла из себя, увидев его в магазине, когда она наконец вернулась к работе в «Комнате на Марсе», и он, как обычно, посвистывал ей, чтобы она подошла к нему, она его игнорировала, проходила в глубь театра и садилась с каким-нибудь другим типом. Каждый день одно и то же. Никакой компании. Неожиданно его деньги оказались недостаточно хороши для нее. Он продолжал приходить, продолжал пытаться. Ждать у сцены, чтобы она станцевала.
Как же он скучал по ней. Он действительно скучал по ней. Он пытался сказать ей об этом. Все, что ему оставалось, это пытаться. Он сидел с Анжеликой и давал ей потные долларовые бумажки, даже не пятерки.
Он узнал телефонный номер Ванессы, порывшись в мусоре, который он достал из открытого контейнера рядом с ее домом. Контейнер стоял на тротуаре, фактически в общественном месте. Он видел, как она выбросила туда мешок. Он взял его домой, прицепив к мотоциклу. Разобрал мусор и почувствовал себя молодцом. Там были счета за коммунальные услуги. Теперь он знал ее настоящее имя, но оно для него ничего не значило. Он чувствовал, что она связала себя с ним – или с кем бы то ни было – гораздо более прочными узами, чем если бы просто сказала: «Я Ванесса». Он крепко держал это в уме. Между ними было соглашение, и он не собирался позволить ей так просто расторгнуть его.
В верхней части телефонной квитанции был напечатан ее номер. Он набрал его. Она ответила. Он сбросил вызов. А что еще ему оставалось? Если бы он сказал: «Это Курт», она бы сбросила вызов. Он это знал, потому что, когда она видела его снаружи «Комнаты на Марсе», или рядом с ее домом, или в магазине, где угодно, где ему удавалось подстроить все так, словно он случайно встретил ее, она его игнорировала. Так что, когда он позвонил ей, у него была только секунда, чтобы услышать ее голос, а затем он сбросил вызов до того, как это сделала – сделала бы – она. Он звонил, она отвечала, он сбрасывал. Он звонил, она отвечала, он сбрасывал.
Иногда, в тяжелые дни, наполненные тоской и изнуряющей болью в колене, когда ему казалось, что мир, который он знал, в котором он жил, был черновиком, скомканным богом и брошенным в мусорную корзину, скомканным, брошенным и не попавшим в корзину, он просто не мог не звонить ей. Он звонил по двадцать, тридцать раз, пока она не отключала телефон, как он догадывался, вытаскивая маленький пластиковый штепсель из коробочки на распределительном щитке, и он продолжал звонить, но телефон у нее в квартире молчал. И тогда у него не осталось другого выбора, кроме как отправиться к ее дому, припарковаться там и ждать, чтобы она вышла. Он знал по опыту работы судебным приставом, что требовалась бдительность, чтобы выследить кого-то. Он делал это много раз. Курта было не одурачить. Он был профессионалом, пусть даже остался без работы.
Он нес более-менее круглосуточную вахту, когда неожиданно нарисовался давно задуманный тур в Канкун. Дешевая путевка, которую он оформил несколько месяцев назад, еще до того, как встретил Ванессу. Когда-то ему нравилось путешествовать, а теперь он так не хотел уезжать, что хоть плачь. Но он решил, что это пойдет ему на пользу, поможет отвлечься от мыслей о ней. Если бы он отменил поездку, ему бы не вернули денег. Он уже все оплатил, так что нужно было ехать. Но отвлечься у него не особенно получилось. Он думал о ней каждый миг в Канкуне, пытаясь не думать о ней.
Поскольку ее не оказалось в «Комнате на Марсе», когда он вернулся, ему пришлось поехать к ее дому.
Первое время он ждал снаружи. Но потом зашел. В подъезде была будка, в которой сидел старик с грязными седыми волосами, отдававшими в желтизну.
– Пять долларов, – сказал старик.
– Что?
– Пять баксов, чтобы подняться, – прокричал старик Курту, словно это что-то проясняло.
Это было вымогательство. Здание, в котором жили наркодилеры, и управляющий хотел быть в доле. Старик выхватил пятерку у Курта. У старика были длинные ногти с обожженными кончиками, напоминавшие оплавленный пластик.
На пролете второго этажа – по-другому не скажешь – зависали. Вертелись, говорили тихо, и все время кто-нибудь входил или выходил из двери. Курт попытался держаться естественно. Сказал, что ищет свою подругу.
– Белую девочку, а? Ты ее ищешь? Восьмая дверь, приятель.
Восьмая дверь.
Два парня на пролете стали спорить. Из другой комнаты показалась женщина и заорала на одного из споривших. Курт постучал в дверь номер восемь, а люди продолжали орать. Ответа не было.
Три дня он караулил ее перед домом. Она ни разу не зашла и не вышла, насколько он мог судить.
Он стал обходить все обычные места. Магазин кулинарии, где она покупала сэндвичи в перерывах между работой в «Комнате на Марсе». Супермаркет рядом с ее клоповником.
Однажды он увидел на Тэйлор-стрит одного из тех парней с лестничного пролета, согнувшегося между двумя машинами, покупая или продавая наркотики или что-нибудь еще, и парень сказал Курту:
