– Он пишет как третьеклассник, – сказала она со знанием дела, как бы намекая, что это означает огромную ценность. – Он даже свое имя не может написать нормально: Б-е-р-н-д-т. Кто, блядь, так пишет?
Бедняга Берндт со своим непроизносимым именем оказался идеальной жертвой.
Женщина, продававшая его письмо, воспользовалась для переписки фотографией школьной королевы красоты. Заключенные лепят на бланки для переписки фотографии, которые находят где-нибудь или покупают – чьих-нибудь дочерей, сестер, да кого угодно. Только не себя. Было очень важно иметь спонсоров – людей, переводящих тебе в тюрьму деньги. Одним из способов было найти таких мужчин по переписке. Берндт думал, что пишет этой школьной королеве красоты, но он сильно заблуждался. Это была пожилая женщина с раком горла и искусственной гортанью. Во время ценовых переговоров с Сэмми она держала у себя под горлом коробочку на батарейках и согласилась взять в виде оплаты CD-плейер. Так Сэмми получила конверт с адресом Берндта.
Сэмми написала Берндту ответное письмо с уверением в том, что сразу почувствовала особую связь между ними. Завязалась романтическая переписка. Срок заключения Сэмми заканчивался через несколько месяцев, и ей требовался не просто спонсор, а человек, готовый взять ее к себе домой. С жильем, финансовой стабильностью и подтверждением доходной деятельности, иначе комиссия по УДО ни за что не выпустит ее. У Сэмми имелся старый приятель по имени Родни, который мог бы взять ее к себе в Комптон, но Родни бил ее, как она сказала мне, и она решила, что с нее хватит. И тут на горизонте возник Берндт.
Берндт сказал, что служил в воздушных войсках и летал на самолетах и что у него хорошая военная пенсия. Придя в тюрьму первый раз, он сделал предложение Сэмми. Он был крупным, неуклюжим и одутловатым белым мальчиком с бегающим взглядом. Сэмми ответила согласием, но не смогла заставить себя поцеловаться с ним в комнате для посещений. Как и все из нас, она занималась сексом за деньги, но она не могла позволить этому великовозрастному младенцу чмокнуть себя в щеку. Она сказала ему, что ей запретили поцелуи и объятия. Берндт ей поверил.
– Ох, божечки, не хочу, чтобы у тебя были неприятности, – сказал он. – Мы ведь можем просто пожать руки?
Ее выпустили на волю. Они поженились в окружном суде неподалеку от Стэнвилла, в Ханфорде, пыльном фермерском городке, в котором отец Берндта продавал тракторное оборудование. Его семья подобрала им жилье, где все было синим, потому что Сэмми сказала, что это ее любимый цвет. Синие занавески, синий диван, синяя посуда для микроволновки. На самом деле у Сэмми не было любимого цвета. Она просто говорила Берндту то, что, как ей казалось, он хотел услышать. Синий цвет она назвала потому, что в тот первый день, в комнате для посещений, на ней была синяя одежда, как и на всякой другой заключенной.
Вот так мексиканская девочка из бедняцкого квартала в восточном Лос-Анджелесе стала жить в маленьком городке в Калифорнийской долине с белым мужем-недотепой, который, как выяснилось, никогда не управлял самолетом и не служил в воздушных войсках, а вместо этого просиживал день за днем в кресле и смотрел автогонки по телику. Он говорил, что собирается на гонки в Дейтону, он постоянно говорил о Дейтоне. Раз в месяц он заполнял свои бланки дополнительного социального дохода, причем левой рукой, чтобы правительство думало, что он недоразвитый даже больше, чем на самом деле. Его большое тупоумное семейство ничего не знало о Сэмми и не интересовалось, где Берндт с ней познакомился. Он взял ее на пикник за шоссе I-5. Там было сборище людей в костюмах героев Гражданской войны. Женщины в старомодных платьях готовили бисквиты в бревенчатых хижинах. Берндт захотел, чтобы Сэмми присоединилась к ним. Она в жизни ничего не готовила, кроме тюремных бутеров. Она могла сварганить тюремный пудинг из «Спрайта» и сухих сливок или тамале
[28] из столовских чипсов, размоченных в воде и размятых руками. Она переминалась с ноги на ногу, жалея, что не надела чего-нибудь с длинными рукавами, чтобы скрыть свои тюремные наколки. Одна из белых женщин, раскатывавших тесто, похвалила ее «загар». Мужчины тем временем палили из пушек. А один из них дул в охотничий рог. Берндт изображал капитана воображаемой армии и выиграл настоящую саблю. Однако ему пришлось избавиться от этого трофея, поскольку Сэмми за время долгого обратного пути успела объяснить ему, что у нее была четвертая категория УДО, а это значило: никакого огнестрельного оружия и никаких ножей длиннее десяти дюймов, иначе ее сразу же вернут в тюрьму. «Вот же черт». Берндт надул губы и выпустил воздух, как ребенок. Как Берндт Как-его-там, живущий во сне. Он заполучил себе смуглую Сирену из Стэнвилла и вывез ее на пикник, где белые люди восхищались ее загаром.
Но после этого Берндт больше никуда ее не возил. Сам он выбирался из дома раз в неделю, по вечерам в воскресенье, когда работал охранником-волонтером в Красном Кресте. Он считал это делом большой важности. И всегда брал с собой дипломат, в котором, по его словам, лежали важные документы, нужные ему для следующих гонок в Дейтоне. Это был не настоящий дипломат, а пустая коробка из-под нард. Один раз Сэмми открыла ее. Внутри были конфеты.
У Сэмми не было ни денег, ни машины, и она чувствовала себя в ловушке с этим мудацким полудурком в квартире рядом с пастбищем. Берндт проводил дни, сидя в кресле перед теликом и покачиваясь из стороны в сторону, как будто участвовал в гонке. На нем была блестящая гоночная рубаха с надписью «Моторные масла Дейтона» через плечо. Сэмми стала просить у него денег. Он с недовольным видом давал ей по нескольку долларов. Она шла в дешевый магазин, покупала кварту крепкого пива и выпивала его, общаясь с работниками фермы, жившими в хибарах позади стоянки. Однажды вечером она пришла домой пьяной. Берндт раскачивался в своем кресле, глядя по телику, как гоночные машины нарезали круги на трассе. Сэмми больше не могла выносить этого. Она взяла тяжелую стеклянную пепельницу и шарахнула его по голове, а потом выбежала на улицу.
Она была беглянкой без всякого убежища. На железнодорожном переезде она услышала гудок поезда в отдалении. Спрятавшись за разветвительной коробкой, она обождала, пока проедет поезд, а потом пошла по рельсам. Она вышла на скоростную магистраль и стояла на обочине в южном направлении, ловя попутку.
Сэмми знала квартал трущоб, ей не раз случалось жить там между тюремными командировками, и она направилась туда. В таком месте человек мог раствориться, если был достаточно осторожен. Ей удавалось избегать ареста несколько месяцев, но в конце концов она попалась на тотализаторе. Берндт выдвинул обвинение, но они так и не оформили развод, так что, насколько понимала Сэмми, она все еще была замужем за этим деревенским дурачком, жившим неподалеку.
На нашей еженедельной прогулке в клетке на свежем воздухе я заметила за колючей проволокой того учителя. Он шел по дорожке в жилой блок карцера. Я прокричала ему приветствие. Он ответил мне через завитки колючей проволоки.
– Вы что-то надумали насчет аттестата на среднее образование?
Я ответила, что нет.
