– Я многое вспомнила. Я по-прежнему не помню, что произошло в ту ночь, когда мы с Петером пропали, но я знаю, что он…
Она несколько раз моргает.
– Мертв? – подсказываю я.
Ханне кивает, но ничего не говорит. Взгляд ее устремлен в окно.
– Вы бы хотели вспомнить все, что случилось в Урмберге? – спрашиваю я.
Ханне откладывает булочку в сторону, выпрямляет спину и смотрит на меня.
– Честно говоря, не знаю, – отвечает она. – Зависит от многого. Некоторые вещи лучше не вспоминать.
И добавляет:
– А ты? Сложно быть таким храбрым?
Я снова смущаюсь и не знаю, что на это сказать.
– Нет. Да. Немножко.
– Почему сложно? – спрашивает она, надкусывая плюшку.
Я обдумываю вопрос.
– Сложно отыскать в себе храбрость. Думаю, все могут быть мужественными, нужно только заглянуть поглубже внутрь себя.
Ханне кивает.
– Ты не только смелый, но и умный. И как же ты нашел в себе храбрость?
Я смотрю в окно. Берит исчезает между елями, Йоппе крутится вокруг ее ног. С крыши капает вода на подоконник.
– Мне нужно было сначала сильно испугаться.
– Ммм, – Ханне кивает с таким видом, словно прекрасно понимает, что я имею в виду, как если бы была экспертом в вопросе храбрости.
На самом деле странно, что я сижу тут и вот так с ней разговариваю. Ни с кем из взрослых я не говорил об этих вещах. Но с Ханне я могу быть честным, она не потерпит фальши. Прочитав ее дневник, я так много о ней узнал, что просто обязан рассказать что-то о себе взамен.
Справедливость превыше всего.
– В наше время людям недостает храбрости, – говорит Ханне, глядя в окно на церковь.
Может, она думает о том, что находится за церковью, – о приюте для беженцев.
История о том, как Магнус держал беженку и ее дочь у себя в подвале, была на первых полосах всех газет и на всех телеканалах с того дня, как Маргарета упала со скалы Эттеступан и умерла. А когда выяснилось, что Малин была дочерью беженки, сюда съехались журналисты со всего света.
Они называли Магнуса «Палачом из Урмберга», а его подвал «Комнатой смерти». Кто-то даже собирается писать книгу о произошедшем.
Сага сказала, что это самое страшное, что ей доводилось слышать за всю жизнь. Учительница на уроке обществознания сказала, что, возможно, Магнус и Маргарета не считали жизни Азры и Нермины ценностью из-за их происхождения.
Иностранные журналисты звонили папе и предлагали деньги за интервью со мной.
Он послал их к черту.
Журналистам доверять нельзя. Особенно если они из больших городов – таких как Стокгольм, Берлин, Лондон или Париж.
Мы еще немного болтаем, потом возвращается Берит и начинает убирать со стола.
– Но, Берит, я все уберу, – обещает Ханне.
– Не стоит.
– Я помогу, – поднимается Ханне.
– Сиди, прошу тебя, – усаживает ее обратно на стул Берит.
Я ухожу от Ханне и Берит в приподнятом настроении.
Перед тем как завести мопед, достаю мобильный и посылаю смс.
Буду через пять минут.
Надеваю шлем и еду по проселочной дороге. Еду с поднятым козырьком. Теплый ветерок обдувает лицо. Вдоль дороги просевшие грязные сугробы, повсюду прозрачные лужи талой воды.
Сворачиваю направо после Урмберга и проезжаю еще пару сотен метров, перед тем как остановиться.
Вокруг меня лес просыпается к жизни после долгой холодной зимы. Маленькие папоротники вылезают из коричневой прошлогодней листвы, птицы заливаются на деревьях. Ярко светит солнце, пахнет влажной землей и хвоей.
Сага уже там.
Она стоит посреди дороги, засунув руки в карманы джинсов.
Ветер развевает голубые волосы.
Я обнимаю ее, она обнимает меня в ответ. Достаю дневник и пролистываю до страницы с кровавым отпечатком руки Ханне.
Кладу руку поверх отпечатка. Она полностью его закрывает.
Сага делает то же самое.
Я в который раз думаю о том, как я благодарен Саге за то, что она простила меня. Она больше не держит на меня зла из-за того, что я скрывал от нее дневник. И какое счастье, что ее мама рассталась с тем говнюком Бьерном и ей больше не грозит быть искалеченной в сауне.
Я листаю дневник назад. Читаю хорошо знакомый косой почерк.
«Я сожгу этот дневник…»
– Позволь мне? – просит Сага.
Я киваю и думаю о том, что сказала Ханне.
Некоторые вещи лучше не вспоминать.
Сага роется в кармане, достает зажигалку, чиркает большим пальцем по колесику и подносит пламя к тетради.
Огонь с треском впивается в сухие страницы. Языки пламени лижут листы, и на секунду кажется, что текст срывается с пузырчатой желтоватой бумаги и парит в воздухе, обретая новую жизнь.
Словно история Ханне больше не заперта в ее дневнике.
Я опускаю горящий дневник на гравий и наблюдаю за тем, как огонь пожирает страницу за страницей и подбирается к обложке. Бумага чернеет, тонкие черные хлопья сажи уносятся прочь вместе с ветром.
Сага сжимает мою руку в своей.
– Идем?
О «Дневнике моего исчезновения»
Мы живем в мрачные времена. Больше людей, чем когда-либо в истории, были вынуждены бежать с насиженных мест. Приток беженцев способствует развитию неприязни к чужестранцам, возникновению страхов и конфликтов.
Моего Урмберга вы не найдете на карте, и все же он существует – он вокруг нас. Возможно, вы живете в таком Урмберге, сами того не зная, или проезжаете его по дороге на работу или в гости к пожилой маме. Урмберг – это скорее состояние, чем реальное место, состояние, возникающее во времена больших перемен, что-то вроде лесного пожара. Урмберг – это то, что произрастает из золы на черном пепелище. Он питается недовольством, разочарованием и даже скукой.
«Это ты могла спасаться от войны и голода», – говорит Андреас Малин. И это и есть та простая, но одновременно очень важная мысль, которую я хочу передать этой книгой.
Благодарности
Я хочу от всего сердца поблагодарить всех тех, кто помогал мне в работе над книгой. Прежде всего моего редактора Катарину Энмарк Лундквист и издателя Сару Нюстрём из «Вальстранд и Видстранд» (Wahlström Widstrand), а также моих агентов Кристин Эдхэль и Астри фон Арбин Аландер из «Аландер Эдженси». Помимо них, я бесконечно благодарна Осе Турлёф, прочитавшей черновой вариант и прокомментировавшей подробности работы полицейского; Мартине Нильссон, щедро поделившейся со мной знаниями в области ДНК-анализа, и Лейле Хастор, рассказавшей мне о Боснии. Напоследок я хочу поблагодарить семью и друзей за понимание и вдохновляющие слова во время работы над книгами. Без вашей любви и терпения этой книги бы не было.
