И он буквально прокричал:
— Да, это заговор, ты права! Есть кто-то, кто нас ненавидит и хочет уничтожить. И кто-то убил бабулю. И наверняка еще и других. Но что мы можем предпринять? Я же видел по их поведению, по их взглядам, что они мне не верят! Что они хотят, чтобы я прямо сейчас отрекся от престола. Я не держусь за корону, но раз она мне досталась, то, следуя заветам бабули, буду примерным королем. А я не убивал!
Питер заплакал.
Вика, самолично приготовив ему чай, напоила мужа, потом велела улечься спать, заявив, что утро вечера мудренее, причем перевела это на английский дословно.
Пит, который и в самом деле валился с ног (сказывалось его ночное путешествие по полям и лесам в пригороде инкогнито), подчинился, позволил уложить себя в кровать, накрыть одеялом и скоро заснул.
Вика, налив и себе чаю, прикрыла дверь в будуар и опустилась на диван. Взглянув на парадный портрет своей царственной тезки, висевший над камином, Вика по-русски произнесла:
— Вичка, помоги!
Она стала думать, усиленно думать. Если это заговор, то заговор внутрисемейный. Тот, кто отравил бабулю, должен был иметь доступ в Букингемский дворец. Плохо только, что они накануне ее смерти все были у нее в гостях.
Матильда?
Но ведь она исходила из того, что и Матильду-старшую, и Матильду-младшую, как и ее саму с Питером, элементарно подставили.
А что, если она ошибалась?
Вика включила телевизор, выключив звук, и, глядя на мельтешащие картинки, продолжила думать: этот фон помогал ей, как ни странно, концентрироваться.
Итак, Честеры. Или дядя Кларенс? Или Микки с Сибби?
Нет, только не они! Но почему, собственно, нет?
Или даже Эдди и Кэролайн. Может, даже Кэролайн без Эдди — честолюбивая, поставившая перед собой цель стать королевой Англии Каро.
Или Эдди без Кэролайн?
Наконец, сама бабуля, которую она тоже подозревала. Ладно, она могла даже отчего-то возжелать покончить жизнь самоубийством, приняв этого «казачка», но уж точно не могла застрелить через два дня после своей кончины от естественных причин Шона Фэллоу.
Или могла?
Да, сообщник, сообщница или даже сообщники…
Вика улеглась на диване, продолжая думать, и задела пульт от телевизора, включив случайно звук. Раздался театральный мужской голос — шел явно старый черно-белый фильм.
— …В результате я был тут же уволен. Я решил отплатить ему таким же внезапным увольнением с этого света. Его разговор подсказал мне, где можно найти возможность его убить… — произнес молодой симпатичный герой, и Вика вдруг встрепенулась.
И, забыв о том, что телевизор должен служить исключительно фоном для концентрации мыслей, принялась смотреть картину.
Уже через десять минут, когда главный герой совершил свое первое убийство и тотчас перешел к осуществлению второго, Вика все поняла.
Ну да, заговор — элементарно, Ватсон!
Подмигнув своей тезке в сапфировой коронетке на парадном портрете, Вика громко сказала, на этот раз по-английски:
— Ваше королевское и императорское величество, премного вам благодарна!
Ну да, Виктория ведь была не только королевой Британии, но и императрицей Индии.
Фильм захватил ее, и Вика досмотрела его до конца, оставив в финале героя «черной» комедии 1949 года, на совести которого была целая вереница убийств, разрываться между двумя ожидавшими его после освобождения из тюрьмы женщинами: законной женой и подловатой любовницей.
И в самой последней сцене вдруг вспомнить, что его кровавые мемуары, ставшие сюжетом фильма, написанные им накануне казни, которая была отменена, так как его признали невиновным и выпустили (да, вот этого убийства он в отличие от прочих, так и не раскрытых, в самом деле не совершал), остались беспечно лежать на столе тюремной камеры!
Выключив последовавшие за фильмом новости, в которых была только одна тема — скандалы, скандалы и еще раз скандалы в британском королевском доме, — Вика посмотрела на часы.
Было начало первого ночи.
Она прошла в спальню, убедилась, что Пит спит, поцеловала его в лоб, осторожно вышла, плотно прикрыв дверь, набросала короткую записку, положила ее на каминную доску, под портретом своей тезки в сапфировой коронетке, а затем, накинув плащ, косынку и надев солнцезащитные очки, вышла из апартаментов.
Тони спал, Арчи бодрствовал в соседней комнате, копошась в своем мобильном, и Вика осторожно прошла мимо неплотно прикрытой двери.
Телохранители, прислуга и челядь были для того, чтобы в том числе препятствовать проникновению незваных гостей во дворец.
А она же хотела сейчас одного: незаметно покинуть королевскую обитель.
Хорошо, что Матильда в свое время преподала ей по нарисованным от руки картам эдвардианской эпохи расположение комнат в Букингемском дворце и, что важнее, показала те тайные входы и выходы, которые были доступны только посвященным из числа членов «фирмы».
К одному из таких выходов Вика и направилась.
Уже десять минут спустя она была на площади перед дворцом, пересекая которую увидела, несмотря на поздний час, кучу зевак, праздношатающихся и туристов, делавших бесконечные селфи, и дежуривших и терпеливо ждавших новых сенсационных вестей журналистов.
Никто не обратил на нее внимания, потому что никто не ожидал, конечно же, появления новой королевы — в таком месте, в такое время и в особенности в таком виде.
Поймав такси, Вика продиктовала адрес — хорошо, что Матильда несколько раз упомянула его во время их бесконечных уроков.
А она запомнила.
И только когда желтый кэб, управляемый словоохотливым бангладешцем, все сетовавшим на падение нравов в британской королевской семье, которую боготворил, доставил ее в Гринвич и остановился перед небольшой виллой, Вика обнаружила, что денег у нее, конечно же, не было.
Как и кредитных карточек — она не взяла с собой ничего, кроме выключенного мобильного.
— За меня заплатят! — сказала она, открывая дверь.
Водитель, выбегая вслед за ней, затараторил:
— Леди, так мы не договаривались! Вы что, хотите, чтобы я вызвал полицию? Знаю таких — выйдете, попросите подождать и никогда больше уже не вернетесь!
Представляя лица полицейских, которые попросят ее предъявить свои документы, которых у нее, конечно же, с собой тоже не было, Вика забарабанила дверным молоточком что было силы.
А что, если их нет дома?
Однако, судя по включившемуся свету, были. Раздался осторожный встревоженный женский голос:
