Тот самый, который чуть ниже графа, но намного выше барона.
Эдди был крайне рад за брата, обняв его и заявив:
— Ну вот, наконец станешь отцом до того, как полностью облысеешь!
Питер, нежно шлепнув его ладонью по голове, на которой — весь в дедулю — уже мало что осталось, произнес:
— Ну, за тобой мне не угнаться, братик!
Даже Кэролайн поздравила Вику, кажется, даже вполне искренне, от чистого сердца, хотя и не забыла сразу подпустить шпильку:
— Тебе надо следить за фигурой, потому что полнеть нам, членам королевского семейства, и во время родов, и после нельзя. У меня с этим никогда проблем не было, а ты, кажется, к этому склонна.
Однако это все были цветочки по сравнению с тем, что опубликовала в конце апреля «Дейли кроникл», единственная из газет, которая не принимала участия во всеобщей вакханалии по поводу появления у принца Джоки и его русской герцогини Викки, как называла ее бульварная пресса, ребеночка.
Вика так бы и не узнала об этом, или если бы узнала, то не сразу, однако вдруг заметила, что настроение у Питера отвратительное, однако он тщательно это скрывает, будучи к ней крайне ласковым.
— В чем дело, Пит? — произнесла она, и муж сладким голосом заверил ее, что все в полном порядке.
Однако она видела, что это не так.
— Я ведь все равно узнаю, — продолжила Вика. — Так что тебе лучше сказать мне сразу…
Муж вздохнул, удалился и принес, держа двумя пальцами, как нечто заразное, свежий, но весьма скомканный выпуск «Дейли кроникл».
— Я ее уже сунул в ведро, но теперь достал. Теперь ты ни за что не сумеешь удержать меня от того, чтобы натравить на это ничтожество Фэллоу самых жестоких адвокатов Британии. Они растопчут его, уничтожат его, разотрут в порошок…
Остановив жестом поток слов кровожадного Питера, Вика уставилась на заголовок, на котором было изображено вздутое фиолетовое лицо все того же «мистера Крамницкого», а также другое фото, на котором тот, явно моложе, но все еще узнаваем, был запечатлен в советской форме. Вика стала читать:
«Умерший во время посещения герцогини Викки Коннаутской в середине марта обитатель одной из элитных лондонских резиденций для престарелых, некий мистер Игнашек Крамницкий, в действительности зовется Анатолий Шквыря, и по происхождению он отнюдь не поляк, как утверждал, поселившись в резиденции, месяц обитания в которой стоит начиная от семи тысяч фунтов стерлингов, а русским. В далеком 1979 году полковник КГБ Анатолий Шквыря, имевший доступ к топ-секретным документам, прихватив их, бежал в Великобританию, которая предоставила ему политическое убежище. В середине восьмидесятых, на пике холодной войны, мистер Шквыря, заочно приговоренный у себя на родине за измену к смертной казни, получил британское подданство. Он зарабатывал на жизнь написанием разоблачительных книг о советской, а позднее русской угрозе, являлся штатным, а позднее внештатным консультантом ряда британских спецслужб, устраивал конференции по безопасности и несколько лет назад, по причине преклонного возраста, а также диагностированной у него болезни Паркинсона, отошел от дел. Накопив приличное состояние литературной и прочей деятельностью, мистер Шквыря, опасаясь запоздалой мести со стороны своих бывших коллег по КГБ, сменил имя, выдавая себя за польского гражданина. Под этой легендой он поселился в доме престарелых, который в середине марта навестила Викки Коннаутская. Именно она подала русскому шпиону чашку чая, выпив которую тот скончался спустя считаные секунды на глазах массы людей. По словам десятков очевидцев, перед своей кончиной он, указывая в сторону Викки Коннаутской, произнес: «Это она меня отравила!» Как стало известно нашей газете, мистер Крамницкий, он же Анатолий Шквыря, до сих пор не был похоронен, и вовсе не по той причине, что у него нет родственников: его тело до сих пор подвергается токсикологической экспертизе, которая уже сумела выявить, что он умер не своей смертью, а, как он сам и предполагал перед своей жуткой кончиной, был отравлен. Причем отравлен не мышьяком, цианистым калием или стрихнином, как, впрочем, и любым другим известным ядом, столь любимым королевой детектива Агатой Кристи, а органическим соединением, до конца не идентифицированным, относящимся к группе смертельно опасных, тайно разрабатывавшимся в СССР ядом под общим названием «казачок». Напомним читателям, что это уже как минимум третья смерть, к которой имеет отношение Викки Коннаутская — до этого, сразу после ее появления в королевской семье, при подозрительных обстоятельствах скончались королевская принцесса Мэри и герцог Дублинский. А теперь отравлен, вернее, убит перебежчик и предатель Шквыря — неужели Викки Коннаутская привела в исполнение тот самый вынесенный в его отношении смертный приговор, хотя бы и с многолетней задержкой? Вопрос в том, не является ли супруга принца Джоки не только хваткой особой, владелицей пяти компьютерных фирм, которые подозреваются в причастности к вторжению в базы данных ряда министерств и ведомств Соединенного Королевства, но и агентом КГБ, как принято говорить в России, засланным казачком, внедренным в королевскую семью для установления незримого и, кто знает, позднее и вполне реального контроля над династией со стороны русских спецслужб? Народ Британии имеет право знать: отравила ли Викки Коннаутская старого предателя, использовав для этого токсин «казачок»? Во всяком случае, всем нам есть над чем задуматься. Боже, храни королеву!»
Отбросив газету, Вика взглянула на Питера и коротко прокомментировала:
— Полный бред. Или…
Посмотрев на мужа, на то, как он в волнении щиплет бороду, она мягко спросила:
— Хорошо, скажи мне, что из этого правда?
Питер вздохнул:
— Этот поляк в самом деле никакой не поляк, а этот самый Анатолий Шквыря, советский перебежчик и предатель. И его на самом деле не похоронили, потому что — и тут я лично потребовал от министра внутренних дел информации — в его теле обнаружили летальную дозу этого самого «казачка», токсина, который, по утверждению наших спецслужб, ваши спецслужбы разрабатывали во время холодной войны…
Чувствуя, что у нее начинает раскалываться голова, Вика произнесла:
— Забери, прошу тебя, эту газету и снова сунь ее в ведро.
И добавила, пристально посмотрев на Питера, замершего перед ее постелью:
— Надеюсь, мне не нужно тебя уверять, что я никакой не засланный казачок и никаким «казачком», о котором до прочтения этой статьи не имела понятия, никакого Анатолия Шквыря, о котором, и в это тебе, как и в другом случае, придется поверить мне на слово, до прочтения этой статьи тоже не имела ни малейшего понятия, не отравляла.
— Знаю, — коротко произнес Питер.
— И мои фирмы уж точно не проникали в базы данных никаких таких министерств и ведомств Британии. Как и других стран, можешь мне поверить, тоже!
— Знаю, — снова сказал муж.
