А также женой будущего короля и матерью будущей королевы.
Вика была крайне рада, что святое место было уже давно не пусто и что ни ей самой, ни ее детям, которые у нее с Питом, безусловно, появятся, не грозила участь занять престол Британии.
Хватало вполне и того, что она была женой принца и будущей герцогиней.
— Отлично, милая моя! — пропела Кэролайн, когда девочка, снова войдя в гостиную, медленно приблизилась к ним. — А теперь поздоровайся так, как тебя учили!
Наблюдая за тем, как четырехлетняя Джорджина, а затем и ее трехлетний братик, словно крошечные роботы, выполняют вложенную в них матерью программу церемоний, Вика дала себе слово, что ее дети будут носиться по дому, раскидывать и ломать что пожелают и никогда — никогда! — не станут бояться ее.
А то, что и дочка, будущая королева Британии, и сын, будущий герцог, а кто знает, может, и король, если его старшая сестра по каким-то причинам не взойдет на трон, боялись своей матери, было понятно по их заученным движениям, слишком гладким взрослым фразам и скованному поведению.
А также взглядам, которые они бросали на попивавшую свою минералку из бокала с гербом мамочку.
Произнеся дежурные фразы, дети обняли мать, которая похвалила их, не забыв, однако, указать на промахи в их поведении, и были уведены прочь безмолвной гувернанткой.
— Ты рада, что станешь матерью в третий раз? — спросила Вика Кэролайн, и та, вскинув брови, сделала вид, что не поняла вопроса — или в самом деле не поняла.
— Викки, это моя святая обязанность! Ведь моя дочка, ну, или в крайнем случае мой сын, или другой сын, — она сложила руки на животе, — воссядет на трон Британии. Ее величество королева очень рада, что я стану матерью в третий раз!
Вика потупила взор. Она читала, что Кэролайн жутко страдала от токсикоза в первую треть беременности и что каждая беременность была для нее сущей мукой. Однако, родив двух детей, «наследницу» и «запасного», она забеременела и в третий раз.
Вполне вероятно, потому что и сама, и ее муж хотели во что бы то ни стало иметь третьего ребенка и были готовы к связанным с этим проблемам герцогини Оксфордской во время беременности.
Но, по слухам, Кэролайн, стремившаяся к совершенству во всем, хотела, как и бабушка ее мужа, ее величество королева, родить четырех и тем самым сравняться с этим своим эталоном, восседавшим на троне.
И переплюнуть мертвую свекровь, «королеву сердец», подарившую своему мужу «только» двоих отпрысков.
— Ах, Викки, как я рада, что обрела, точнее, скоро обрету, в твоем лице сноху и близкую подругу. Однако разреши дать тебе совет: если ты сидишь на низком канапе, как сейчас, то лучше держать ноги элегантно скрещенными вот так…
Когда Пит отвозил Вику вечером в тайный коттедж королевского семейства, то спросил:
— Ну как тебе мой братец и его семейство? Правда, они все такие очаровательные?
— Еще какие! — ответила Вика, сделав для себя вывод, что Эдди ей понравился, дети просто прелесть, а вот Кэролайн, будущая королева Британии, двуличная, неприятная особа.
Ирина, как ни парадоксально, была в этом совершенно права. Наверное, общаговское чутье британской виконтессы…
Но Питу она об этом, конечно же, не сказала: в конце концов, каждая жена — или невеста — имела право на небольшие секреты от мужа или жениха.
С учетом не самых радужных результатов знакомства с Эдуардом и особенно с Кэролайн Вика чувствовала напряженность перед поездкой в выходные, последовавшие за первым визитом, в Кларенс-хаус, резиденцию отца Пита, принца Уэльского, и его второй супруги, герцогини Сибиллы.
Вика боялась, что Сибилла, давнишняя любовница принца Уэльского, окажется еще хуже, чем Кэролайн, — и что тогда? С нее было уже достаточно, что она не испытывала симпатии к Сибилле и понимала, что со временем это чувство отнюдь не рассеется, а только усилится.
А если она возненавидит еще и мачеху Пита, по мнению многих, змею подколодную, вечную соперницу «королевы сердец», то как потом годами, а то и десятилетиями общаться с людьми, которые ей несимпатичны?
По дороге в Кларенс-хаус Пит сказал:
— Сибилла для многих своего рода монстр, разлучница, которая всегда стояла между моим отцом и мамой. И, наверное, это правда. Но это вина бабули, что она не дала тогда согласия на союз отца и Сибиллы, потому что, когда отец с ней познакомился, Сибилла была уже замужем. А с учетом истории с королем Джеймсом, ради женитьбы на разведенной американке отказавшимся от престола, бабуля была категорически против. И подыскала ему юную девственницу аристократических кровей, мою маму. Но Сибилла — хороший человек, с отличным чувством юмора. И Эдди, и я ценим ее и рады, что она наконец смогла дать отцу то, чего ему не хватало в браке с мамой: любовь.
Принц Уэльский, невысокий пожилой человек в щегольском костюме, с вялым рукопожатием и мечтательным взором, приветствовал Вику, совсем не по-королевски провозгласив:
— Дорогая моя, можете звать меня Микки. Да, не удивляйтесь, весь мир знает меня под совершенно иным именем, однако Майкл — последнее из моих семи имен, данное мне потому, что крестил меня архиепископ Кентерберийский, звавшийся именно так, в честь которого я и получил свое последнее имя, и, что самое занятное, в семье называют меня именно так!
— На «фирме», — произнесла с улыбкой Вика, сразу чувствуя симпатию к этому явно чудаковатому, однако добродушному человеку. И после короткой паузы добавила: — Микки…
— Не на «фирме», а в мафии! — раздался громоподобный голос, и широким шагом к ней подошла высоченная дама в ужасно не шедшем ей зеленом, лаймового колера одеянии, герцогиня Сибилла. — Это, моя дорогая девочка, сущая мафия, только во главе ее стоит не крестный отец, а крестная мать! — И, выразительно посмотрев на супруга, добавила: — Твоя мать, мой мальчик!
Сибилла оглушительно расхохоталась.
— Ах, милая моя, пройдемте в сад, наконец-то погода стала более-менее летней, — даже не проводив ее в апартаменты, сказал принц Уэльский, увлекая куда-то в сторону оранжерей.
От Пита Вика знала, что ее отец помешан на садоводстве, все свободное время возится в земле и как-то заявил на дипломатическом приеме, отведав превосходного овощного рагу, что предпочел бы стать кабачком, только что им самим съеденным, чем королем Британии.
— Как забавно, дорогая моя, — продолжал вещать принц Уэльский, явно к ней благоволивший и даже взявший под руку, — вы — Викки, а я — Микки! А знаете ли вы, дорогая моя, что моя прапрабабка королева Виктория строго воспретила, чтобы в Британии имелась когда-либо еще одна королева с таким же, как и у нее самой, именем? Она была несносной особой с замашками домашнего тирана, в особенности последние сорок лет своей жизни, после кончины горячо любимого супруга. Так что, если вы взойдете на трон Британии, дорогая моя, вам придется изменить имя…
