На первый взгляд очень все логично и объяснимо. Женщина смогла пережить личное горе и нашла себя на новой стезе.
Но вдруг, задумалась я, Антонина Валерьевна пришла сюда вовсе не для того, чтобы помогать? Вдруг она решила мстить — столь изощренным способом — за погибшую дочь?!
«Римма, ты бредишь», — пробормотала я.
Обвинить директрису на самом деле не в чем — даже если она дает пациентам андрокур. Ведь ученые до сих пор не договорились, передается ли аутизм по наследству. У Антонины Валерьевны (человека с медицинским образованием), возможно, имелся собственный взгляд. И собственный способ решения проблемы.
Раз Ярик приставал к преподавательнице, значит, и другие аутисты могли. Начальница решила обезопасить своих сотрудниц.
Да, проводить (никому об этом не говоря) химическую кастрацию, кто спорит, неэтично. Но это вовсе не означает, что Антонина Валерьевна причастна к убийствам.
И как доказать даже эту кастрацию? Ярик рассказал только о «белых плоских таблетках».
Однако Дорофеев-младший поведал еще кое-что. Лекарства ему якобы запрещала пить Лейла. А та — человек дееспособный. Значит, надо обязательно поговорить с ней.
На сей раз я не стала искать хитрых обходных путей. Телефон в Центре прослушивается? Ничего, хуже не будет. Подписка о невыезде и так есть, а смертную казнь в нашей стране отменили.
Ксюша ответила драматическим шепотом:
— Римма, ты достала!
— Прости, но мне нужно…
— Да плевать! Одни неприятности от тебя. АВэ видела, как мы с Яриком выходили! Уже весь мозг проточила!
Но я неумолимо продолжала:
— Ксюша. Свяжи меня с Лейлой. Это очень срочно.
— Пилять! — окончательно нарушила деловой этикет администратор. — Ты издеваешься?!
— Нет. Просто дай мне ее телефон. Или передай, что я хочу ее видеть.
— Да не могу я! — вдруг всхлипнула Ксюша.
— Почему?
— Лейла сегодня на работу не вышла! А номер ее не отвечает.
Я сразу насторожилась:
— Не вышла и не предупредила?
— Ну да! У нее в два открытый урок, студенты явились, а ее нету! Уже и домой ездили — тоже никого!
Нехорошее предчувствие накатило, во рту сделалось кисло.
— А с Яриком все в порядке? — невпопад спросила я.
— Ему-то что сделается! — буркнула Ксюша. И взмолилась: — Все, не звони сюда больше, не дергай меня!
Я положила трубку. Судорожно куснула ноготь.
И поняла, что ничего не понимаю.
А главное — что никогда в жизни и не пойму.
Пашка, предатель! Ну, почему ты уехал так надолго? Сколько можно меня мучить! Как я сама справлюсь?!
Схватила телефон. Сейчас позвоню и накричу. Что хватит отдыхать и медитировать в своей дурацкой Индии! Пусть срочно приезжает!
Уже открыла ватсап, увидела любимую Пашенькину фотографию на аватарке и только в этот момент осознала: начинать-то придется — от печки!
Синичкин, когда уезжал, просил дать ему полностью отключиться. Из-за пустяков не беспокоить. Я и не стала ему докладывать о визите братьев, о странной просьбе младшего, аутиста. Решила — справлюсь сама. Да и вообще решила: буду ему замену искать. На Федора поглядывала, с галантным псковичем Нурланом — называй уж вещи своими именами! — изменила. Плюс события катили снежным комом, я чувствовала себя в самой гуще и самонадеянно считала, что держу их под контролем.
Нет, вываливать все это на Пашу в телефонном звонке нельзя. Он с ходу ничего не поймет и только еще больше рассердится.
Я вышла в предбанник. Села за свой, с более удобной клавиатурой, компьютер и стремительно, со скоростью лучшей секретарши в мире, напечатала:
«Пашулик, дорогой мой, милый, любимый, единственный! Прости, что прерываю твою нирвану! Но без тебя я лечу в пропасть!»
Дальше все в кучу. Про подписку о невыезде. Как наврала Ярику. Что он теперь ждет давно похороненную возлюбленную. И я совсем запуталась. А еще — что без него не могу.
Перечитывать не стала — отправила немедленно.
Откинулась в кресле. Выдохнула. Достала из ящика стола зеркальце. Из него на меня взглянула некая тощая, блеклая дама, настоящая помойная кошка. Но ехать домой и снова браться за самореанимацию не было ни сил, ни желания.
Я покопалась в столе, нашла патчи, наклеила их на нижние веки и закрыла глаза. Мне тоже нужна медитация. Хотя бы на пятнадцать минут — как раз и косметическое средство подействует.
Но посидела в тишине я от силы секунд тридцать. Внезапно дверь с громким хлопком растворилась. Я вскочила с кресла.
На пороге грозно хмурилась полицейская дама Галина Георгиевна.
«О нет». — Я старалась пробормотать про себя, но она прочла — то ли по губам, то ли мысль. Усмехнулась злорадно. Молвила:
— О да.
А дальше мазнула взглядом по моему лицу и рявкнула:
— Снимай эту дрянь и иди сюда.
По-хозяйски проследовала в Пашин кабинет.
Я с трудом отлепила патчи (в начале процедуры они держатся насмерть) и поплелась за ней.
На Пашино кресло полицейская леди не посягнула — расположилась на диване. Едва я вошла, хмуро потребовала:
— Флешку давай.
— К-какую флешку?
Разыгрывать растерянность мне не пришлось.
Она взглянула жестко:
— Ты встречалась с Ярославом. Не ври, что не записывала разговор.
Я захлопала глазами:
— Н-нет. Я не записывала. Мне и в голову не пришло.
Про распечатку, что сделала позже, я просто из вредности промолчала.
— Римма, — раздраженно проговорила Галина Георгиевна, — не будь дурочкой. Я не стану привлекать тебя — сейчас — за пустяки вроде незаконной аудиозаписи. Но если будешь упрямиться, неприятности устрою куда круче.
— Я, правда, ничего не записывала!
Ее ноздри дернулись, клыки ощерились — настоящая львица, готовая порвать в клочья.
Я затараторила:
— Какой в этом смысл? Он все равно недееспособный! И я ничего не расследую, я ведь вам обещала! Я просто для себя хотела узнать.
— Хорошо, — ледяным тоном прервала меня она. — Тогда излагай сама. Со всеми деталями.
И демонстративно включила диктофон.
Что-то скрыть я даже не пыталась. Бесполезно — да и зачем?
Моя версия про злодейку-директора вызвала лишь насмешливый фырк.
Но про таблетки и что Лейла их пить запрещала — Галина Георгиевна выслушала очень внимательно.
