Дрон стоял не шевелясь, ему казалось, что он отомщен. Сначала он, теперь вот Зубик, только он не проронил ни слезинки, а Зубик плакал, и это было позором для всей банды.
– Зубик, ты же знаешь: сегодня мы есть, а завтра нас нет. Помнишь? Друг, враг, жизнь, смерть – какая разница? Мы все это знаем, и ты тоже. Вот так. Одно мгновение. Так и живем, правда? – спросил Драго.
– Какого черта? Откуда ты знаешь, как надо жить? Пентито!
Ядовитое слово. Единственное, которое нельзя произносить. Драго вытащил пистолет и направил его Зубику в лицо.
– Да у меня побольше чести, чем у тебя, мерзавец. Гуляешь с сестрой этого ублюдка, кто знает, сколько информации ты передал банде Капеллони, и ты мне говоришь “пентито”? Убирайтесь отсюда, ты и эта шлюха!
Зубик ничего не ответил, он был безоружен, но его глаза уперлись в Николаса. Только он. Босс.
Послание
Живот – Зубик чувствовал, что он растет день за днем еще до того, как она ему призналась. Он просто чувствовал его, объятие за объятием, как то, чего раньше не было, а сейчас есть. Раньше руки сплетались, тела сплетались даже в обычном приветствии, даже не занимаясь любовью. Коала, она такая. Набрасывается всем телом. Но недавно Зубик почувствовал, что тело его девушки стало каким-то осторожным, как будто она боялсь, что он слишком сильно прижмет, раздавит ее. Он ничего не спрашивал, сама скажет, думал Зубик, но воображение уже включилось. Как они его назовут? Мама всегда мечтала о внуке, лучше – внучке, а он мечтал о красивой свадьбе, на которую никаких денег не жалко. А потом врывалась другая мысль, он пытался ее прогнать, но она возвращалась с удвоенной силой. Избавиться.
Коала ждала, она поняла, что он понял, – он уже не набрасывался на нее с прежней страстью. Зубик тоже стал осторожен. Наедине они вели себя, как неопытные влюбленные. Она тоже начала мечтать. Она подумала, что, когда будет три месяца – а живот округлялся с каждым днем, и кое-кто из соседок уже отметил интересное положение, – тогда она скажет Зубику, что он станет отцом. Коала тоже хотела девочку и тайком купила несколько розовых ползунков, невзирая на суеверия.
А потом убили Дамбо, и вместе с ним чуть-чуть умер и ее мужчина. Они не говорили об этом, он все время куда-то уходил, занимаясь личным расследованием, пытался ответить на вопрос, кто обрек на смерть его друга. В те редкие моменты, когда они оставались одни, Зубик вообще не прикасался к ней, держался на расстоянии и даже избегал смотреть ей в глаза. Он не хотел, чтобы она прочла там, что он в курсе, что уже слишком поздно скрывать этот живот и что все уже знали, кроме него. В нем не было места для жизни, которую носила в себе Коала. Она пыталась вернуть его, ласкала, но он резко отстранялся и снова уходил на поиски убийцы. За все время, что они вместе, в их отношения впервые ворвалась стужа, сковавшая их, но ребенок внути Коалы продолжал расти и нуждался в отце.
Зубик не ел уже два дня. Не прикасался к еде, не пил. И не спал. Сорок восемь часов, как зомби. Он передвигался пешком: со скутера труднее вглядываться в лица встречных. А он хотел смотреть в лица всем, потому что там мог найтись ключ к смерти друга. Он вышел из чата банды, и никто даже не попытался написать ему личное сообщение, чтобы убедить его вернуться. Он был один. Зашел в бар к Уайту, но тот божился, что ничего не знет, что получил послание.
– От кого послание? – спросил Зубик.
– От посла, – ответил Уайт. Он отрастил еще одну косицу и задумчиво теребил ее.
– А кто посол?
– А вот посол. – Уайт показал ему средний палец.
От Уайта ничего не добиться, даже если избить его до полусмерти, подумал Зубик. Уайт теребил обе косицы и явно наслаждался ситуацией. Зубик вышел, понурив голову, он решил было поговорить с Коалой, но она знала лишь то, что рассказывал ей брат. И потом, он не хотел втягивать ее в это, не хотел марать грязью ее и ребенка, которого она носила. Размышлял, что надо бы исследовать все точки, где толкают наркоту, там есть камеры, может, какая-то поймала Дамбо на скутере, может, с ним был кто-то еще. Убийца. Попытался навести справки у Копакабаны, в тюрьме, но тот все отрицал. Целый день ходил по Сан-Джованни-а-Тедуччо. Улица Марина, Понте-деи-Франчези, все дороги, которые расходятся от Корсо-Сан-Джованни, парк Массимо Троизи. С гордо поднятой головой, бесцеремонно, словно хотел занять чужую территорию, нарочно хотел обратить на себя внимание, нарывался на потасовку. Исходил немало километров. В одиночку.
На самом деле он был не один. Царица тоже искала следы убийцы Дамбо. Она привязалась к этому парню. Он дарил ей радость. Всегда и всем был доволен и заряжал ее позитивом. Они гоняли на скутере по городу, пока не надоест. Она снова чувствовала себя девчонкой, и вот теперь за это бахвальство, эту проклятую фотку своего члена, он поплатился. Царица пробовала разобраться с сыном. Как ты посмел? Кто дал тебе право залезать в мой телефон?! Но Обезьянодог просто проигнорировал вопрос, пожав плечами. Однако Царица чувствовала себя в долгу перед Дамбо, его жизнелюбие прикипело к ее коже. Тогда она решила прессовать людей своего сына, напомнив им, что именно Царек создал империю, позволяющую им жить достойно. И еще попросила молчать. Обезьяна ничего не должен знать об этом разговоре, потому что она, Царица, может сделать больно. Очень больно. Один за другим они раскололись. Про операцию знали немного, но, соединив детали, Царица смогла реконструировать события. Подробности, динамика ее не интересовали, гораздо важнее было понять, кто отдавал приказ, чтобы разграничить ответственность, чтобы санкционировать месть. Кого ждет смерть на этот раз и от чьей руки, ее не интересовало. Кровь должна была смыта кровью – старый как мир закон, и она знала, как разжечь этот костер.
Для этого ей не пришлось выходить из своей квартиры, золотой клетки, где было все и даже больше, откуда только Дамбо и мог вырвать ее. Дамбо рассказывал об одном друге, ради которого он пошел в Низиду, добровольно оказался за решеткой. Вот настоящая дружба, думала Царица, слушая эту историю, дружба, выросшая из жертвы. Ей не составило труда найти телефонный номер Зубика. Она хотела позвонить, но волнение пересилило. Тогда она написала все, и еще написала, что он вправе ей не поверить, прибавив, что дружба Дамбо была для них обоих драгоценной – драгоценной, как плитка майолики.
Зубик прочитал сообщение несколько раз и каждый раз подносил палец к кнопке “Удалить”. Мысли его двигались по одной колее, все более глубокой. Он сидел в вагоне метро, линия 1. Оставалось еще три остановки до станции “Толедо”. Он удалил сообщение.
Красное море
Мена делала последние стежки – платье она сшила сама из отреза карминного шелка, подаренного клиенткой. “Куда я в нем пойду?” – сначала подумала она, но потом перед зеркалом приложила к себе ткань, представила простую модель, без излишеств, приталенную, решила: “Пойду, пойду!” – и села кроить. И вот сейчас за столом, который муж оставил накрытым, как обычно, когда она приходила поздно, а он уходил рано, доделывала застежку не спине – двенадцать маленьких пуговиц, блестящих, ярко-красных. Петли были уже готовы, а это целое искусство – сделать петли, в Форчелле жила старая София, она помогала швеям, несмотря на возраст и толстые стекла очков. Мена шла снизу вверх, пришивая пуговицы. Она увидела, как выбежал из комнаты Кристиан.
