«А ведь сам, поди, людей допрашивал, — мрачно подумал Шелестов, — разве должность к тому не обязывает?»
— Павел Егорович, ты же знаешь меня… — Арестант опять зашелся пугающим кашлем.
— Знаю, Николай, конечно, знаю, — вздохнул Малютин. — Насколько можно узнать человека за четыре месяца… Скажи мне честно, Николай, как подобает коммунисту: ты вовсе не чувствуешь себя виновным?
— Но не в предательстве же! — вскинул голову Костров. — Не в пособничестве нашим врагам! А этим только дай волю, увлеклись, сами не соображают, что делают…
— В городе действует разветвленная сеть немецких агентов, Николай, — вкрадчиво сказал Малютин, — вы брали одного, другого — их меньше не становилось. Берзина отправили на усиление, поскольку плохо справлялись. Ты должен был работать с ним в полном взаимодействии. Берзин что-то выяснил, потянул за ниточку. Возможно, след был ложный, и все же он вошел в контакт с врагом. Пусть Берзин волк-одиночка, не желал делиться лаврами, все хотел сделать сам, но ты-то как это проворонил? Почему не пристроил своего человека в его группу? Почему все пустил на самотек? Ты виноват, Николай, признайся. Ты самоустранился, потерял хватку.
— Ладно, Пал Егорович, я все понял, — вздохнул арестант. — Что ты хочешь от меня? В дом свой позвал. Может, ужином накормишь?
— Накормил бы, — крякнул Малютин. — Да, боюсь, не поймут такого панибратства. Сам понимаешь, в той же кухне варился. Хорошенько подумай, вспомни последний день, когда ты видел Берзина и его людей. Любая ниточка, любое неверно брошенное слово. Может, кто из твоих людей мог слышать? Помоги, Николай, и обещаю, к тебе отнесутся по-человечески.
— Да обдумался уже, Пал Егорович… — взмолился арестант. — Берзин тем еще партизаном был, никогда ничем не делился, только с других требовал. Как же, он ведь из самой области…
— А ты еще подумай, — настаивал Малютин. — Глядишь, и родится чего.
— Ладно, подумаю… — Арестант опустил голову. — Что с моей супругой, Пал Егорович?
— В порядке твоя Инга, не волнуйся. Никто ее не собирается арестовывать. Я присмотрю за ней, пока ты… ну, сам понимаешь.
— Пал Егорович, может, замолвишь за меня словечко? — Костров поднял голову, губы его задрожали. — Ты ведь не последний человек, сделай что-нибудь, похлопочи, я по гроб жизни не забуду… Ведь не враг я, пойми, не враг. Сам не понимаю, за что страдаю…
— Ладно, — поморщился Малютин. — Сделаю все возможное, чтобы облегчить тебе существование, поговорю кое с кем. А ты подумай, о чем я тебя просил, это очень важно.
Арестант закивал, снова зашмыгал носом.
На душе остался осадок. Заходило солнце, тускнели дневные краски. Максим приводил в порядок мысли, со своими людьми почти не контактировал. На дачу прибыли двое в штатском с удостоверениями НКГБ. Малютин представил их лично: старший лейтенант Цветков, старший лейтенант Малашенко. Люди проверенные, не первый год в органах. Им можно доверять. У них имеются все полномочия, они имеют право добывать от имени Малютина любые нужные сведения. Один из них будет постоянно сидеть на телефоне, другой — бегать по поручениям, если таковые появятся.
— Не волнуйся, Максим Андреевич, — шепнул Малютин, — эти двое не подведут и не спалят. Знаю их лично, еще по Тбилиси.
Перед закатом Шелестов вышел на крыльцо. Перехватил задумчивый взгляд Екатерины, отозвался вежливой улыбкой. Малютин гулял по садику с женщиной. Максим всмотрелся. Это была не достопочтенная Анастасия Львовна. Такая же высокая, стройная, но моложе лет на семь, бледная, с поджатыми губами, одетая в серый пуловер и длинную темную юбку. Малютин поддерживал даму под локоток, что-то участливо ей внушал. Максим догадывался, кто это. Он подошел поближе, секретарь мазнул его взглядом — нейтральным, не возражающим. Женщина передернула плечами. Ее, похоже, знобило. Дама была хороша собой, осанистая, с хорошей фигурой, но удлиненное лицо портили бледность и круги под глазами. Красивые глаза ее затянула пелена. Волосы прятались под бесформенным беретом. Она ежилась, нервно шевелила пальцами.
— Познакомьтесь, Инга Александровна, — сказал Малютин, украдкой выдав взгляд — многозначительный, но непонятный. — Мой помощник, Максим Андреевич Шелестов, сотрудник городского комитета партии. Ответственный и добросовестный работник. К сожалению, не знает вашего мужа, поскольку человек новый. Инга Александровна Кострова — вы уже догадались…
Шелестов учтиво кивнул. Очевидно, земля слухами полнилась. Узнав, что Кострова привезут к Малютину, безутешная жена (пока еще жена) поспешила нанести сюда визит.
— Здравствуйте, Максим Андреевич. — Она сглотнула, удостоив Шелестова безразличным взглядом.
— Вот, пытаюсь объяснить Инге Александровне, что случилось недоразумение, и очень скоро все должно разрешиться. — Малютин не верил своим словам и даже не старался это скрыть. Но женщине он сочувствовал и испытывал неловкость. — Еще раз вас прошу, Инга Александровна, попытайтесь успокоиться, все будет хорошо. Сейчас очень непростое время, возможны любые эксцессы, люди нервные, все напряжены, могут совершать непродуманные поступки…
Объезжать болезненную тему на кривой козе у Павла Егоровича получалось неубедительно. Женщина ему не верила, окружала себя невидимым коконом. А что касается фразы «очень непростое время», то она универсальная для этой страны, применима для всех без исключения веков и эпох.
— Я не могу понять, Павел Егорович, почему такое случилось, — невнятно бормотала женщина, — в чем провинился мой Николай? Он работал, как вол, приходил домой поздно ночью — уставший, разбитый. Часто оставался на работе до утра. Если ему инкриминируют контакты с нашими врагами, то я могу ответственно заявить: их не было! Он бы физически не смог вступить ни в какой контакт…
— Мы сами плохо понимаем, что происходит, — тактично отзывался Малютин. Он явно начинал тяготиться присутствием женщины, но заставлял себя проявлять вежливость. — Я постараюсь все выяснить и в ближайшие дни принять все возможные меры.
— Но вы же разговаривали с моим мужем…
— Прошу извинить, Инга, но мнение Николая — субъективное, я не могу на него опираться при выяснении обстоятельств.
— Господи, что же мне делать… — шептала женщина, — это так неожиданно, ужасно, невероятно… Помогите, Павел Егорович, очень вас прошу, вы же главный человек в этом городе, вам все по силам. А мы с Николаем будем вам очень признательны…
Малютин продолжал смущаться. «Главный человек» — формально это так. Но царь и бог — следственные органы, ранее НКВД, теперь НКГБ. У них свое начальство, свои весомые полномочия и возможность ударить по кому угодно (с санкции начальства, разумеется), вплоть до высших партийных бонз.
— Инга Александровна, я вам уже пообещал, что сделаю все возможное, — твердил Малютин. — А вам следует успокоиться, не думать о плохом. Поезжайте домой, выпейте что-нибудь успокоительное, отдохните. Будет трудно, всегда обращайтесь, телефон вы знаете.
