Денис довольно засмеялся:
— Подожди, еще же и другие блюда есть. Места не останется.
Пустая тарелка исчезла, а вместо нее появилась другая. Обещанное ризотто с морскими гребешками и спаржей. Оно тоже было очень вкусным, и Настя расправилась со своей порцией так же быстро, как и с салатом, по примеру Дениса посыпав блюдо молотым розовым перцем.
При следующей смене блюд она получила запеченного морского окуня, которого доела уже с видимым усилием, а ведь впереди был еще десерт.
Как там сказал Денис? «Семифредо с белым шоколадом, малиной и лавандовым соусом», кажется. Нет, она просто обязана это попробовать.
— Предлагаю сделать перерыв, а потом выпить кофе с десертом. — Такое чувство, что Денис читал ее мысли.
— Хорошо, — кивнула Настя. — А чем займемся?
Она тут же покраснела, потому что фраза прозвучала, с ее точки зрения, двусмысленно. Но он, казалось, не заметил ни ее оплошности, ни пунцовых щек.
— Можем кино посмотреть. У меня хорошая система домашнего кинотеатра. Ты «Фаворитку» видела? Оливия Колман в нем «Оскар» взяла. За лучшую женскую роль.
— Нет, не видела.
— Вот и славно, сейчас подключу все. Пойдем.
Настя встала из-за стола, но выйти из кухни не успела. У нее зазвонил телефон. «Дядя Ваня» было написано на экране. Именно так Настя называла полковника Бунина.
— Привет, красавица, — загудел в трубке знакомый голос, — вот звоню тебе с новостями. Помнится, ты интересовалась двумя трупами на Октябрьской?
— Да, интересовалась, дядь Вань, — звонко сказала Настя.
Сегодняшний день становился все более захватывающим, а она, дурочка, еще утром тоскливо думала, что не знает, как его провести.
— В общем, готовы результаты экспертизы, и я подозреваю, что они тебя разочаруют. Дело в том, что этих Галактионовых никто не убивал. Ни отца, ни сына.
— Как это? — не поняла Настя.
— Да так это. Смерти произошли от естественных причин. Галактионов-старший скончался от обширного инсульта. А его сын, похоже, просто от голода. В квартире при осмотре не нашли ни крошки съестного. Похоже, после смерти отца Галактионов-младший доел все, что было в квартире, а раздобыть новую еду не смог.
У Насти холодок пробежал по спине. Она представила страдания несчастного, умственно отсталого парня, который не мог жить в одиночестве, но никому не сказал о смерти отца, видимо, чтобы его не забрали в интернат, предпочтя мученическую смерть. Еще она подумала о том, что, когда была в квартире, не открывала холодильник и шкафы на кухне, а потому не заметила отсутствия еды. А еще хочет считаться профессионалом, стыдобища. Впрочем, дяде Ване про это было знать не обязательно. За свою самодеятельность можно было и по шапке получить.
— Дядя Ваня, то есть это абсолютно точно? Нет никакого преступника, который лишил жизни этих несчастных?
— Нет. Жили два больных человека и ушли из жизни друг за другом. Так что дело будет закрыто. Уголовное, я имею в виду. А служебная проверка в отношении участкового, который на сигнал соседей не отреагировал, конечно, идет, и он будет наказан, это я тебе обещаю.
Настя попрощалась, положила трубку и пересказала разговор Денису.
— Наверное, надо бы Соне рассказать, — сказала она в конце. — Потому что нет никакого убийцы, и профессор Ровенский ни в чем не виноват. Зря она его подозревала. Соня, наверное, обрадуется, потому что он же ее научный руководитель. Ей тяжело было думать о нем как о преступнике. Вот только я вчера не смогла до нее дозвониться. Думаю, что она, наверное, почему-то не хочет со мной разговаривать.
— Глупости не говори, — решительно сказал Денис. — Давай сделаем так. Десерт возьмем с собой и поедем к Соне. Ты ей все расскажешь, а кино, в конце концов, и у нее можно посмотреть.
Настя надеялась, что испытываемое ею разочарование не было написано у нее на лице. Ну, надо же, он, оказывается, вовсе не имел на нее никаких далеко идущих романтических планов, а она уж напридумывала себе бог знает что.
Еще мгновение, и она оказалась в кольце крепких, очень ласковых рук.
— У нас все обязательно будет, — теплый шепот проникал в покрасневшее ухо. — Но только торопиться я не буду. Ты этого не заслуживаешь.
Она не успела ответить, потому что он моментально разжал кольцо, оставив ее на свободе.
— Я пошел упаковывать десерт, одевайся. — Теперь голос Дениса звучал вполне буднично. Настя воспользовалась тем, что, священнодействуя с десертом, он повернулся к ней спиной, потому что уже в который раз за сегодняшний день покраснела.
* * *
Весь день Феодосий чувствовал себя немного не в своей тарелке. По крайней мере, голова у него была совершенно чумная. В ней гуляла пустота и стоял легкий звон. Такой точно гул обычно возникает, если оказаться в огромной пустой квартире с анфиладой комнат и высокими потолками, из которой недавно выехали жильцы и вывезли всю мебель. Только сквозняки от не закрытых второпях форточек гуляют между опустевшими покоями, да отдается эхом отражающийся от стен звук шагов. Вот такую квартиру и представляла сейчас его голова, в которой не было ни одной, даже случайно заблудившейся, мысли.
Необычное для Феодосия Лаврецкого состояние было вызвано не внезапно поднявшейся температурой, не навалившимися рабочими проблемами и даже не неким нехорошим предчувствием, которое поселилось где-то в районе желудка и наотрез отказывалось уходить, а недавним занятием любовью.
Вообще-то Лаврецкий, как и подавляющее большинство мужчин, относился к сексу как к делу само собой разумеющемуся. Внезапно возникшее желание требовало незамедлительной реализации, что было несложно, потому что сначала Феодосий был женат, а после развода недостатка в женщинах точно не испытывал. Занятия любовью были тем самым «стаканом воды», который можно было легко выпить в тот самый момент, когда наступала жажда. Не в пустыне же он и не на подводной лодке. А потому думать про секс было необязательно. Он и не думал, забывая об очередной даме, как только за ней закрывалась дверь.
С Соней все оказалось не так. Она была похожа на родник в пустыне, к которому припадаешь со сладострастным всхлипом и пьешь прохладную, живительную воду, спасающую от неминуемой смерти, с каждым глотком возвращаешься к жизни и все не можешь напиться настолько, чтобы оторваться губами от бьющей из недр земли священной струйки.
После того внезапного первого раза, который, впрочем, был внезапным только для Сони, потому что Феодосий, как тать в ночи, вынашивал долгие планы по ее соблазнению и твердо знал, зачем именно он едет к ней домой, не за тайнами же дневника, который вел сумасшедший парень из соседней квартиры, на самом-то деле. И знал, что точно никуда ее не отпустит. Ни из своей постели, ни из жизни.
До постели они, впрочем, не дотянули, потому что их первый раз случился прямо на кухне, где они разговаривали и, кажется, пили чай. Или кофе, он уже точно не помнил. Во второй раз постель была, но не его, а ее. Он остался у Сони ночевать, и они всю ночь занимались любовью, не в силах напиться друг другом, и заснули только под утро.
