До холма, покрытого леском, добрались быстро. Спугнули стайку небольших антилоп, прошли мимо стада рогачей. Три свиньи-падальщика решили с нами не связываться и свалили подобру-поздорову. Клюнула Герду в голенище прыжкового ботинка маленькая змейка и, не прокусив, сбежала в кусты. В общем, дошли еще до темноты, и залегли в кустах. Лагерь находился от нас метрах в ста, в бинокль просматривался практически как на ладони. Ворота, опутанные колючей проволокой, были закрыты. По двору ходили два парня в летней камуфлированной форме натовского образца и ликвидировали последствия приезда гостей. Винтовки М-4 они беспечно закинули за спины. В принципе, чего им бояться? Лагерь обнесен несколькими рядами колючей проволоки и сборным решетчатым алюминиевым забором. Такой и большая гиена не сразу проломит. Еще двое не показываются, засели где-то в палатках. Провизии и напитков от гостей много осталось, готовятся, наверное, к вечернему пиршеству. «Хамви» с крупнокалиберным пулеметом Браунинга стоял возле ворот. Я прикинул, как будем проникать в лагерь. Забор и проволока не помеха, да и предназначены они для защиты от зверей, а не людей. А вот если ночью на вышках будут часовые, проблемы появятся нешуточные. Ладно. Стемнеет, посмотрим, как у них прожектора горят, может, есть мертвые зоны. Под себя мы постелили плащ-палатку, так что лежим комфортно. Я повернулся к Герде и спросил:
— Подремлешь? Я посторожу. Спать все равно не хочу.
— Хорошо, — она много не говорила и свернулась калачиком на подстилке.
Вот и отлично. Я сам устал очень сильно. Еще бы, дорвались друг до друга, как голодный до сала. Так голодные и были. Я прогнал из головы картинки происшедшего. Сам я, даже если бы и захотел, заснуть не смог. В крови бурлил адреналин, хотелось немедленного действия. Совсем не боялся, хотя не воевал никогда, и людей не убивал. Но если придется, убью не задумываясь. Такое у меня настроение.
Постепенно стемнело, завели свою оглушительную песню цикады. Я их не видел, но, судя по громкости, они с кота величиной. Громко. Даже если будешь ломиться напролом через кусты, никто не услышит.
Зажгли прожектора и возле них заклубились тучи мошкары. Мертвенно-бледный свет залил лагерь. Мерно тарахтел генератор. Во дворе никто не показывался, в одной из гостевых палаток горел свет и слышались взрывы хохота. На вышки лезть и службу тащить никто не собирался. Даже во дворе не показывался. Я осторожно разбудил Герду и объяснил, что идти надо сейчас, пока они в одной палатке и на службу не собираются. Она согласно кивнула и показала, где будем перелезать через забор. Я скрутил плащ-палатку и мы быстро перебежали к забору. Герда наметила перебираться через него сбоку от палаток, возле генератора. Даже если из палатки и выйдут в это время, нас заметить не смогут, а стук генератора заглушит весь шум. Я быстро накинул плащ-палатку на колючку и подсадил Герду. Она упруго оттолкнулась и исчезла за забором. Я немного разбежался, подпрыгнул и тоже вполне успешно перекинул тело через забор, правда, разодрав проволокой штаны на колене. Герда увидела, что я успешно приземлился, и скользнула за генератор, рукой сделав мне знак укрыться. Я успел присесть за большую бочку и услышал посвистывание и шаги. Шагал, пошатываясь, один из охранников. Брел он в туалет. Мы оказались по левую и правую стороны от него. Герда вытащила пистолет из кобуры и показала рукой на меня и в сторону парня. Мой, значит. Мой так мой. Нас в армии учили снимать часовых холодным оружием, мы даже много тренировались, но делать этого мне в реальности с живым человеком никогда не приходилось. Прапорщик Белотятько тоже показывал несколько приемов. Я сначала вытащил кинжал, но вспомнил слова прапорщика, что зарезать тихо часового очень трудно. Сначала надо сотню часов отработать на манекенах, потом попробовать на живом человеке… этого я как раз и не делал. Спрятал кинжал в ножны.
Охранник уже поравнялся со мной. Я четко слышал тяжелое дыхание и запах перегара. Встал, сделал два шага, стараясь ступать в такт его шагам, и с размаху опустил приклад на голову. Раздался глухой стук, парень, как подкошенный, упал на землю. Я схватил его за воротник и утащил его за генератор. Рядом, подхватив его винтовку, материализовалась Герда и, глядя мне в глаза, провела большим пальцем поперёк горла. Так, да… Хорошо. Пусть так. Я зажал сгибом локтя рот бесчувственного охранника, запрокинул голову, потянул на себя и, вырвав кинжал из ножен, три раза ударил ниже шеи, стараясь попасть в подключичную впадину. Парень дернулся так, что чуть не сбросил меня. Пришлось, продолжая задирать ему голову, сесть на спину и удерживать, пока он не затих. Все эти пять или шесть секунд горячие струйки крови толчками выплескивались мне на руки и в лицо. М-мать. Парень затих, я отпустил его и посмотрел на Герду. Она удовлетворенно кивнула мне и, пригибаясь, проследовала к светившейся, как новогодняя елка, палатке. Слушались пьяные голоса и хохот. Тихий стон… или показалось? Не было не отвращения, ни тошноты, только какое-то злобное удовлетворение и гулко стучала в голове очень знакомая ритмичная музыка. Герда показала на палатку, провела посередине нее черту и показала сначала на левую сторону, потом на себя. На правую сторону и на меня. Ага, левые ее, правые мои. Затем ещё раз ткнула пальцем на правую сторону и чиркнула ребром ладони по горлу, потом указала на мою винтовку и изобразила штык. Ага, правых наглухо. Штыком? Некогда рассуждать. Отсоединил игольчатый штык и присоединил в боевое положение. Знак. Врываемся в палатку, я сразу ухожу в сторону, чтобы не мешать Герде. Это она у нас Шаолинь, ей брать живых. Ушел в сторону и сначала увидел со своей стороны две ритмично двигавшиеся мужские голые задницы и тонкие черные ноги, торчавшие в стороны между ними, а потом только сообразил, что они делают. С-суки. Шаг вперед, выпад. Штык с хрустом погрузился в спину верхнему уроду. Вырвал его и с размаху в бок второму. Еще раз в грудь, еще раз в живот…
— Хватит. Они готовы. — Это Герда. Что она сделала, я не видел, но третий мужик в палатке лежал у ее ног в глубоком нокауте. Мои двое отвалились с девочек. Один лежал неподвижно в быстро расплывающейся луже крови, второй, вытянувшись в струнку на полу, дрожал мелкой дрожью и сипло, очень редко дышал. На столе, привязанная за руки и ноги, вся покрытая порезами и запекшейся кровью, лежала молодая чернокожая девушка. Разорванный рот. Едва заметно дыхание. По телу пробегают редкие судороги. Весь стол между широко раскинутыми ногами залит кровью. Суки. Нелюди. Я, абсолютно не думая, на автомате, медленно воткнул штык под лопатку еще живому мужику. Вот теперь точно неживой. Герда подошла к девочке, внимательно ее осмотрела, пощупала пульс и сказала:
— Нет шансов. Вся разорванная. Очень много крови потеряла. Максимум полчаса жизни. Что делаем?
Это она специально. Для меня, чтобы я не чувствовал, что она здесь главная. Я все понимаю, милая. И без претензий. Зеленый я совсем в таких делах. Но спасибо.
— Я по палаткам проверю. Ты этого пакуй. Вернусь, допросим. Девочке, если сама не отойдет… поможем… я помогу.
Собрался было выйти, но вспомнил, что была еще одна женщина… постарше. Поискал взглядом. Вот и она, в углу, уже упакованная в пластиковый пакет. Я развернулся и вышел. Быстро поднялся на вышку и внимательно оглядел окрестности. Свет фар ночью заметен издалека. Нет ничего, да и не будет никто сюда ночью переться. Слез, и включив фонарик, внимательно осмотрел оставшиеся палатки.
