Чтобы попасть сюда, я пренебрег велосипедом – возвращаясь от Фаулза, я проколол колесо – и арендовал на площади, перед магазином Эда, электроскутер, который спрятал сейчас в канаве. Чтобы Одибер меня отпустил, с ним пришлось поторговаться; патрон мрачнел на глазах, как будто влачил на своих плечах все невзгоды мира.
Дожидаясь, пока исчезнут все помехи, я спустился на прибрежные камни в том месте, где они не слишком круто обрывались в море. С моего наблюдательного пункта открывался захватывающе красивый вид на этот дикий уголок природы, при этом коттедж был виден как на ладони. Минут двадцать назад дом покинула старуха Дамбар: за ней заехала на машине дочь, чтобы отвезти за покупками. Потом их примеру последовала Матильда: ее пикап устремился в западном направлении и быстро исчез из виду, благо дорога в ту сторону была прямой, как стрела. Я подождал еще немного, покинул свое укрытие, вскарабкался по камням наверх и заспешил к коттеджу.
Быстро оглядевшись, я успокоился. Другого жилья по соседству не было, до монастыря было метров сто, а то и больше. Присмотревшись, я различил фигурки трех монахинь, возившихся в огороде; зайдя за дом, я стал для них невидим.
Честно говоря, мне не слишком улыбалась идея нарушить закон. Всю жизнь я оставался добровольным узником «синдрома хорошего ученика». Я был единственным сыном своих родителей, представителей среднего класса, кое-как сводивших концы с концами. Родители всегда много вкладывали – времени, энергии, денег, хотя их у них было кот наплакал, – чтобы я выучился и стал «приличным человеком». С ранних лет я привык не огорчать их и не совершать глупостей. Бойскаут стал моей второй натурой. Мои детство, отрочество, юность прошли очень спокойно. Разве что я выкурил в четырнадцать лет две-три сигаретки на школьном дворе, проехал разок-другой на красный свет на скутере, посматривал по Canal+ порнушку, врезал в сердцах толкнувшему меня игроку в футбольном матче – вот, собственно, и все.
Та же тишь-благодать продолжилась в студенчестве. Мою совесть отягощали два неприглядных эпизода: похищение у сокурсника по коммерческому училищу перьевой ручки из акации и «Плеяды» Жоржа Сименона из книжного магазина L’OEil Ecoute на бульваре Монпарнас. Книжный магазин с тех пор закрыли, и каждый раз, проезжая мимо этого места – теперь там торгуют шмотками, – я мучаюсь вопросом, не сыграл ли мой проступок роковой роли в крахе прежнего бизнеса.
Если перейти к серьезным вещам, то я ни разу в жизни не курил марихуаны и вообще не прикасался ни к каким наркотикам – а если бы захотел, то не знал бы, где их раздобыть. Я не был гулякой, спал не менее восьми часов, вот уже два года трудился без выходных, не говоря об отпусках: либо корпел над своей книгой, либо подрабатывал на еду и на крышу над головой. Мне представлялось, что я смог бы прекрасно изобразить в романе наивного и сентиментального молодого человека, которого научило бы жизни это расследование и его перипетии.
Сейчас я приближался к двери коттеджа, напустив на себя безразличный вид. Ото всех на Бомоне я слышал, что здесь не принято запирать двери. Но, подергав дверную ручку, я обнаружил, что эта дверь крепко заперта. Еще одна басня, которой островитяне морочат голову туристам и легковерным дурачкам вроде меня. А может, обнаружение трупа Аполлин в нескольких километрах отсюда просто принудило журналистку к осторожности.
Для проникновения в дом придется прибегнуть к взлому. Застекленная дверь кухни выглядела соблазнительно, но стекло при ближайшем рассмотрении оказалось слишком толстым, и, разбивая его, я бы наверняка поранился. Я снова обогнул дом. На монастырском огороде уже не было заметно монахинь. Я старался бодриться. Всего-то и надо было, что найти стекло потоньше и разбить его ударом локтя. На небрежно сложенной веранде ирландки стоял шаткий столик из сероватого тика и три стула, все это безнадежно испорченное солнцем, дождями и морской солью. Я влез на веранду и, исследуя высокие двери летней гостиной, убедился, что одна из них не закрыта на задвижку. Невероятная удача! Я глазам своим не поверил.
2
Так я очутился в гостиной. Здесь было тихо, как в склепе, и жарко, приятно пахло свежеиспеченным яблочным пирогом с корицей. Убранство комнаты было симпатичным: она смахивала на британскую бонбоньерку, утыканную свечами, изобилующую шотландскими пледами, с цветастыми шторами, романтичными ковриками, множеством тарелочек на стенах.
Я уже собирался подняться на второй этаж, когда услышал какой-то звук. Оглянувшись, я увидел приближающегося ко мне немецкого дога. Он замер буквально в метре от меня, явно готовясь наброситься. Эта гора мышц, туго обтянутая черной лоснящейся шкурой, доходила мне чуть ли не до пояса. Навострив уши, дог гипнотизировал меня устрашающим взглядом и грозным рыком. На шее у зверюги висела толстая гравированная медаль с кличкой – «Малыш Макс». Она звучала умилительно, когда он был двух-трехмесячным щенком, но теперь воспринималась как нелепость. Я рад бы был броситься наутек, но в этом случае дог меня не пощадил бы. Поэтому я помчался вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки и ожидая, что мне в ляжку вот-вот вопьются страшные клыки. Со страху я птицей взлетел наверх, ворвался в первую попавшуюся комнату и захлопнул дверь буквально перед собачьей мордой.
Под возмущенный лай бросающегося на дверь пса я пытался отдышаться и собраться с мыслями. Как ни удивительно, мне повезло – наверное, это был подарок судьбы, ведь мне чуть было не откусили ногу: комната, где я спрятался, принадлежала, судя по всему, Матильде. Здесь, похоже, потрудился призрак Лоры Эшли
[9]. На искусно состаренной мебели пастельной гаммы стояли засушенные букетики, шторы и покрывало были выполнены в буколическом сельском стиле. Впрочем, Матильда не постеснялась превратить эту милую горницу в рабочий кабинет. Вернее, в полевой шатер, посвященный ее наваждению – Натану Фаулзу.
Низкое бархатное кресло грозило развалиться под тяжестью книг и папок. Главный стол был превращен в рабочий, на очаровательном туалетном столике с зеркалом громоздился принтер. Уже не обращая внимания на беснующегося за дверью Малыша Макса, я стал просматривать бумаги.
Матильда Моннэ явно вела настоящее расследование, вскрывая всю подноготную Фаулза. Компьютера на ее рабочем столе не было, зато лежали десятки распечатанных статей с подчеркиваниями разноцветными карандашами. Плоды раскопок в Сети не могли быть другими: все те же старые интервью 90-х годов и две статейки: «Невидимка» из «Нью-Йорк таймс» 2010 года и материал из американского журнала «Венити Фэр» трехлетней давности под названием «Фаулз или фальшь? (и наоборот)».
Кроме того, Матильда изрядно потрудилась над всеми тремя книгами писателя, оставив в них кучу пометок, и распечатала множество фотографий Натана. В частности, здесь были снимки его последнего появления в программе Бернара Пиво «Культурный бульон». По неведомой причине журналистка увеличила фотографии… ботинок, в которых Фаулз явился в студию. Я вчитался в бумаги Матильды и увидел, что она не поленилась посетить специализированные форумы и установила модель писательской обуви: Weston Cambre 705, верх из коричневой телячьей кожи с эластичным подъемом.
