Специфика работы в Камере была такова, что команды из двух человек было недостаточно для такой работы; было решено, что за черепом отправятся три человека. В то время как один будет работать со сканером и собирать найденные на поверхности фрагменты, двое других будут кисточками аккуратнейшим образом счищать небольшие слои отложений вблизи черепа и отправлять их под Научный тент, где их тщательно исследуют на предмет возможных костных фрагментов. Я специально решил включить в протокол раскопок положение о том, что надлежит досконально исследовать малейшую щепотку отложений из пещеры; в дальнейшем эта кропотливая процедура сыграет неоценимую роль в нашей операции.
Спустя час работы стало ясно, что в слое породы находился не только череп, но под ним еще ряд длинных костей. Следующие два часа прошли в напряженном наблюдении за ходом работ: в результате методичной и тщательной работы уже можно было различить очертания залегающих в полу костей.
С востока надвигался сильный ливень, и я скомандовал ребятам подниматься наверх. В любой момент могла начаться гроза, и нужно было успеть принять все необходимые меры безопасности, убрать чувствительную электронику и так далее.
Несмотря на всю поспешность, с которой команда поднималась из пещеры, непогода их опередила. Это было что-то невероятное! Вообще, Колыбель человечества является одним из наиболее подверженных ударам молний районов в мире, но в тот день, казалось, природа решила всерьез доказать нам это на деле. Люди лихорадочно бегали туда-сюда, пытаясь укрыть кабели и технику; я в это время, противоборствуя стихии, желавшей во что бы то ни стало унести Командный центр, продолжал следить за тем, как ребята поднимаются из пещеры наверх. Как только я увидел на мониторе, что они достигли Лестницы, дал сигнал Эшли вырубать электричество и побежал помогать в спасении Научного тента. Оглушительные раскаты грома становились все чаще; я увидел Джона Хокса, который, ухватившись голыми руками за центральный шест, удерживал под шквальным ветром огромный тент. От ужаса у меня на секунду помутилось в глазах: он держал в руках самый что ни на есть громоотвод!
– Плохая идея! – заорал я, пытаясь перекричать бурю.
Джон вытаращил на меня глаза, замер на мгновение и тут же выпустил шест из рук. Но какая замечательная самоотверженность во имя науки!
* * *
Буря кончилась столь же внезапно, как и началась. Серьезных разрушений, к счастью, удалось избежать. Тогда же вечером состоялось совещание по поводу раскопок черепа.
– Там настоящая головоломка, – рассказывала Элен. – Ну, знаете? Такая штука, когда надо аккуратно, в правильном порядке, перемещать одну деталь за другой, а разобрать все сразу нельзя, – вот так и здесь!
Описание ситуации было чрезвычайно точным: чуть ли не каждый новый взмах кисточки обнажал новый костный фрагмент вблизи черепа. Казалось, весь пол буквально «стоял на костях», и, насколько можно было судить, это были кости гомининов.
Настал третий день операции. Подземные астронавты, Горные Тролли, страхующие спелеологи и прочие члены команды сменяли друг друга в пещере. Работы по вызволению черепа из каменной породы длились уже четыре или даже пять часов подряд – дольше, чем я планировал, надо заметить. Это было обусловлено сложностью Головоломки, как мы теперь называли участок с черепом: то тут, то там в районе черепа обнаруживался новый фрагмент или кость, и приходилось следовать вдоль всей ее длины, что требовало немалого времени и сил. Порой одна кость залегала прямо под другой. Словом, раскопки продвигались крошечными и весьма утомительными шагами – то, что изначально планировалось как небольшая экскавационная операция, разрослось со временем до окружности почти в 50 сантиметров диаметром. Вместе с тем с этого небольшого участка горной породы на поверхность доставлялось все больше и больше костных находок.
Параллельно с этим под Научным тентом развернулись серьезные работы по каталогизации и препарированию находок, которые затем отправлялись в сейф на хранение. Я же почти все время проводил у мониторов, руководя раскопками. План нашей операции, похоже, неплохо работал.
Впрочем, один момент все же не давал мне покоя: помимо тех нескольких птичьих костей, мы так и не обнаружили в Камере никакой другой фауны. Я решил, что ребята были заряжены на поиски останков древних людей, так что просто оставляли останки животных без внимания. Но теперь у нас было уже несколько десятков костных останков гомининов, и в общем-то можно было доставать из Камеры и останки древней фауны.
В конце рабочего дня я отозвал в сторону Марину, уставшую и перемазанную грязью, но со светившимися от счастья глазами. Обсудив какие-то общие моменты, я прямо спросил ее:
– Скажи, пожалуйста, вы специально отправляете на поверхность исключительно кости гомининов?
– Вовсе нет, – ответила она, удивленно вздернув брови, – просто там ничего больше нет!
* * *
Тем вечером я пригласил Петера, Стива и Джона отправиться в местный паб. Когда все расселись с бокалами ледяного пива, я задал вопрос, беспокоивший, уверен, не меня одного:
– Ну и какого черта там творится?! В жизни подобного не видел: сплошь одни скелеты гомининов!
– Я тоже не понимаю – где же фауна?! – рьяно согласился Петер, отхлебнув из бокала.
– И притом, – рассудительно начал Джон, – на костях нет никаких следов насилия, переломов и тому подобного. Стопы, кисти, прочие кости – все целы. И это очень странно.
– А еще на костях нет следов зубов и вообще ни единого намека на присутствие хищных животных! – добавил Стив. Петер кивнул, присоединяясь к сказанному.
Да, отсутствие каких-либо следов деятельности хищников просто обескураживало, ведь именно хищники и падальщики были основными действующими лицами в деле накопления костных останков в пещерных местонахождениях. Остатки трапезы древних животных имеют характерные вмятины и следы покусов, четко указывающие на то, каким образом эти кости здесь появились. На наших костях никаких подобных следов обнаружено не было.
Мы переглянулись, думая об одном и том же.
Каждый из нас имел значительный опыт археологической или палеонтологической работы. Какое-то время, по долгу службы или во время практики, всем приходилось иметь дело с человеческими погребениями; каждый из нас проходил курс судебно-медицинской экспертизы. Статистически было совершенно ясно, что подавляющее большинство возможных костных находок в пещерах Южной Африки должно принадлежать отнюдь не человеку, а разного рода хищникам, антилопам, жирафам, зебрам, может быть, даже грызунам, птицам или ящерицам – словом, всем тем, кого мы называем фауной. На большинстве местонахождений все именно так и происходит.
Останки гомининов, напротив, встречаются крайне редко. Грубо говоря, на один костный фрагмент скелета гоминина приходится порядка нескольких десятков, если не сотен, тысяч костных останков фауны. Ситуация примерно одна и та же что в Южной Африке, что в Великой рифтовой долине в Восточной Африке, что в большинстве местонахождений на земном шаре. Малапа, конечно, была весьма богата останками гомининов, но все же количество останков животных было несоизмеримо выше.
