Споры вокруг открытия начались сразу же. Браун, Морвуд и их команда утверждали, что Homo floresiensis были карликовой разновидностью гомининов. Остров Флорес всегда существовал изолированно от Азиатского континента, за счет чего на нем образовалась собственная, довольно причудливая доисторическая фауна, включающая карликового слона (островного родича огромных стегодонов) и огромных ящериц, превосходивших размерами даже комодских драконов. Также в пещере были обнаружены другие окаменелые кости малорослых гомининов, следы изготовления каменных орудий и даже использования огня
[9]. Авторы открытия отмечали, что орудия и техники, которыми пользовались эти древние люди со столь небольшим объемом головного мозга, были на удивление «развитыми». Быть может, предполагалось далее, размер мозга играл не столь важную роль в эволюции человека, как мы думали ранее?
Такого рода предположения многим ученым показались чрезмерными, и они ринулись в атаку. Некоторые ученые полагали: исходя из того что современные люди населили данный регион уже давно, Homo floresiensis, вероятно, являлся некой видовой формой современного человека; даже может быть, конкретный индивид страдал некоторыми нарушениями развития, повлиявшими на рост и размер мозга. По версии других ученых, столь долгая изоляция популяции гомининов была маловероятной, ввиду того что уже были изобретены лодки и плоты. А первые возражали, что гоминин со столь неразвитым мозгом никогда бы не смог производить каменные орудия, охотиться и обращаться с огнем.
Череп Homo floresiensis
Споры становились все яростнее, а параллельно с ними развернулась ожесточенная схватка за контроль над окаменелостями. Ученые со всех концов земли, маститые палеоантропологи и их студенты, подняли огромный шум, чтобы им предоставили доступ к находке. Кто-то вообще считал, что результаты исследования столь удивительной находки необходимо будет подвергнуть независимой экспертизе.
В 2004 году прославленный индонезийский антрополог Теуку Якоб, получив разрешение от своего старого товарища, одного из кураторов исследований со стороны Индонезии, вывез кости в свою лабораторию в Джогджакарте, где их на протяжении нескольких месяцев исследовала группа ученых. Члены международной исследовательской группы назвали случившееся похищением; когда находки были наконец возвращены, на них были обнаружены многочисленные сколы, трещины и следы склеек.
Со стороны было очень заметно, какую смуту в научное сообщество вносят склоки из-за ископаемых. Влиятельные ученые из богатых стран вроде США, Европы или Австралии пытались обойти друг друга, выиграв «эксклюзивный» доступ к окаменелостям, найденным в бедных странах. Эти ученые использовали все доступные им средства, от финансовых возможностей до своей репутации, лишь бы, обойдя других, ухватить себе больший кусок исследовательского пирога. В подобном соперничестве и была, на мой взгляд, главная проблема; именно с ней я имел дело тогда, когда хотел открыть доступ к хранилищу южноафриканских окаменелостей. Буквально через несколько лет после обнаружения Homo floresiensis, в 2002 году на очередной конференции Американской ассоциации физических антропологов (AAPA), состоялось публичное обсуждение вопроса о доступе ученых к окаменелостям. В вышедшем вскоре отчете в журнале Science отмечалось, что некоторые ученые даже выступили с предложением организовать базу данных с 3D-моделями и фотографиями окаменелостей, свободный доступ к которой будет предоставляться ученым. Впрочем, инициатива встретила значительное сопротивление, поскольку, как утверждали ее многочисленные противники, никакая «модель» или любое другое изображение никогда не смогут в полной мере заменить реальную окаменелость. Также, отмечали они, в любом случае автор находки должен иметь право приоритетного доступа к ней на период времени, необходимый для ее полного описания и публикации, – а ведь этот период может растянуться на годы и даже десятилетия! Я неоднократно публично высказывался за увеличение доступа ученых к окаменелостям, даже как-то написал заметку на эту тему для вестника ассоциации. Однако все понимали, что на кону стояло нечто большее, чем просто научные исследования; многим ученым, наверное, хотелось бы буквально оформлять авторские права на свои находки или, может, вырезать, как делают дети на дереве, свои имена на них, чтобы подчеркнуть эксклюзивный характер своей работы и отпугнуть потенциальных конкурентов. В подобных условиях идея какого-либо открытого сотрудничества была, конечно, лишь воздушным замком.
А затем совершенно случайно я и сам впутался в дебаты о человеке флоресском.
Все началось с того, что моя жена Джеки решила, что нам всей семьей необходимо съездить куда-нибудь отдохнуть. Спустя столько лет семейной жизни Джеки, конечно, прекрасно знала, чего от меня можно ожидать: я найду какой-нибудь способ потащить ее и двух наших детей искать окаменелости, а затем стану читать лекции по палеоантропологии гостиничному персоналу и отдыхающим. Поэтому на сей раз она решила все взять в свои руки и подыскать нам место, где бы точно не было никаких местонахождений ископаемых.
Палау (входит в состав Федеративных Штатов Микронезии) – живописнейшая цепь из нескольких сотен больших и малых островов-атоллов, расположенных в Тихом океане. И атоллов, сформированных сравнительно недавно, – так что никаких окаменелостей! Целыми днями мы исследовали эти замечательные острова и их пляжи, ныряли в маске или с аквалангом. В наш предпоследний день Джеки решила вознаградить меня: в брошюре о спуске на каяках она наткнулась на рекламу тура, включавшего какую-то пещеру с «древними костями». Она стала узнавать об этом туре, и ей рассказали, что «древние кости» – практически точно времен Второй мировой войны. Джеки знала, что я большой поклонник военной истории, так что она забронировала нам места в туре на каяках. Следующим утром мы несколько часов кряду сплавлялись на каяках, попутно слушая экскурсию местного гида. Наконец мы достигли небольшого острова, где нас отвели в небольшую известняковую пещеру с пресловутыми «древними костями». Кости были и впрямь древними, и они были совершенно точно человеческими – это я понял с первого же взгляда. Кроме тусклого фонарика нашего гида, в пещере не было никакого источника света, так что я был вынужден низко склониться над костями, чтобы их рассмотреть: на полу пещеры лежала черепная крышка, фрагменты костей рук и ног и несколько сломанных ребер. Кости, несомненно, были человеческими, однако меня совершенно поразили их небольшие размеры.
Памятуя о недавних спорах о Homo floresiensis, я крепко задумался об этих останках. Палауанцы антропологически относятся к типу современных людей, переселившихся на удаленные острова около трех тысяч лет назад
[10].
Если предположить, что древний вид гомининов, вроде Homo erectus, мог в островных условиях трансформироваться в нетипичную видовую популяцию, то почему бы схожему эволюционному процессу не иметь место и в случае с современным человеком, переселившимся на остров? К тому моменту гипотеза «островной карликовости» уже считалась доказанной и была общепринятой – правда, для островных млекопитающих, исключая человека. Антропологи считали, что развитая культура помогала древним людям справляться с условиями островной изоляции и ограниченности ресурсов, что вынуждало адаптироваться других животных. Вот он, думал я, – отличный прецедент, который, быть может, прольет свет на загадку Homo floresiensis.
