Алек тоже повернулся, но не так быстро. Он этот голос узнал.
– Алек, – повторил Роберт Лайтвуд. – Надо поговорить.
– Хорошо, папа. Лили, мне нужно будет все объяснить Магнусу… Присмотришь минутку за Рафом, ладно?
Она кивнула, все еще неприветливо глядя на Роберта. Последовала пауза.
– Здравствуй, Лили, – сухо поздоровался тот.
– Ты еще кто такой? – спросила она.
– Это мой отец, – представил Алек. – Инквизитор. Второй по званию в Конклаве. Ты встречала его раз двадцать шесть как минимум.
– Что-то не припомню, – сказала Лили.
Удивление Алека отразилось и на лице его отца.
– Лили, – сказал Роберт. – Я знаю, что ты меня знаешь.
– Не знаю и знать не хочу, – и она захлопнула дверь.
Воцарилось неловкое молчание.
– Извини, – выдавил наконец Алек.
– Остальным твоим вампирам я нравлюсь, – проворчал Роберт.
– Остальным вампирам? – Алек решил, что ему послышалось.
– Твой друг Элиот объявляется всякий раз, как Лили оставляет его за главного. Говорит, что чувствует потребность в лайтвудовском руководстве. Я заходил в отель «Дюмор», пока ты был в отъезде. Вампиры дали в мою честь целый ужин и только о тебе и говорили. Элиот дал мне свой телефон – видимо, чтобы я звонил ему в чрезвычайных ситуациях. Он всегда ведет себя со мной совершенно очаровательно.
Алек задумался, стоит ли объяснить отцу, что Элиот бесстыдно к нему подкатывает.
– Гм, – сказал он.
– Как там Магнус? Все хорошо? Одевается по-прежнему… неподражаемо?
– Он все так же прекрасен, – с вызовом ответил Алек. – Да.
Отец замялся. Алеку было все еще неловко говорить о своих чувствах – но уже не стыдно. Никто больше не заставит его чувствовать этот стыд. Никогда. И почему отец постоянно тычет ему этим, с навязчивым любопытством ребенка, расчесывающего подсохшую царапину? Раньше за ним еще водилось милое обыкновение шутить по поводу Алека и девушек. Отвечать на эти шутки было больно. Со временем Алек перестал реагировать, и вообще говорил все меньше и меньше.
Он до сих пор помнил, как вышел из дверей Института и отправился на поиски Магнуса. Он встречал его дважды и не смог забыть. Институт возвышался за его спиной, его неровные очертания врезались в небо. Алек был напуган, едва дышал, а в голове билась только одна мысль:
Вот так ты хочешь прожить всю свою жизнь?
Ответив себе на этот вопрос, он пошел к Магнусу и пригласил его на свидание.
Мысль, что кто-то из его детей будет чувствовать себя навеки запертым в своем же доме, была для Алека невыносима. Он знал, что отец этого не хотел… но он это сделал.
– Как там мой маленький «М&М»?
Среднее имя Макса было «Майкл», в честь давно погибшего парабатая Роберта.
Обычно после этого вопроса Алек доставал телефон и принимался показывать отцу новые фотографии Макса, но сегодня ему было некогда.
– Лучше всех, – отрезал он. – Пап, тебе что-то нужно?
– До меня дошли слухи об Институте Буэнос-Айреса, – ответил Роберт. – Говорят, ты был там.
– Да, – сказал Алек. – Клайв Брейкспир, глава Института, превратил своих Охотников в наемников. Теперь их всех будут судить. Я назначил нового главу, и теперь с Институтом все будет в порядке.
– Вот поэтому я и хотел с тобой поговорить, Алек.
Тот стоял, разглядывая трещины на тротуаре, и прикидывал, как бы все объяснить, чтобы никого не подставить.
– Тебе, конечно, известно, что должности Консула и Инквизитора часто передают по наследству? В последнее время я часто думал о том, что случится, когда мне придет время уходить.
Алек разглядывал травинку, пробивающуюся сквозь асфальт.
– Не уверен, что Джейс мечтает быть Инквизитором, папа.
– Я не с Джейсом сейчас разговариваю, Алек. Я говорю с тобой.
– Что?! – он резко поднял голову.
Отец улыбался ему так, словно и правда имел в виду то, что сказал.
Инквизитор, второй по званию в Конклаве… – он сам только что так сказал.
Алек позволил себе на мгновение предаться мечтам. Стать Инквизитором, участвовать в создании нового Закона. Вернуть Алину и Хелен из ссылки… Возможно, даже сделать что-то с Холодным миром. А еще, подумал он с разгорающейся, как рассвет, надеждой, жениться на том, кого он любит.
И отец верит, что он, Алек, справится. Отец его любит, всегда любил, но это совсем не то же самое. Отец, оказывается, в него верит. Раньше Алек этого не знал.
– Я не утверждаю, что будет легко, – продолжал Роберт. – Но кое-кто в Конклаве уже намекал мне, что это возможно. Ты сам знаешь, как популярен среди нижнемирских.
– Не особенно, – пробормотал Алек.
– Еще несколько человек в Конклаве облизываются на это место, – сказал Роберт. – Но у меня в кабинете висит гобелен с твоим портретом, и я стараюсь почаще упоминать твое имя.
– А я-то думал, это потому, что ты меня любишь.
Роберт нахмурился, словно шутка обидела его.
– Алек. Я… это и правда так. Но я хочу, чтобы ты получил эту должность. Об этом я и пришел спросить. Ты ее хочешь?
Алек снова подумал о возможности изменить Закон, сделать из меча, разящего людей, щит, который будет их защитить.
– Да, – сказал он. – Но ты должен быть уверен, отец, что тоже этого хочешь. Люди не обрадуются, когда я займу это место, потому что когда это случится, я расколю Конклав на части.
– Правда? – тихо спросил Роберт.
– Так надо, – твердо сказал Алек. – Пора все изменить. Ради нашего общего блага. Ради Магнуса и наших детей.
– Ваших – что?..
– О, ради Ангела! – воскликнул Алек. – Хватит уже с меня твоих вопросов! Мне пора. Я должен немедленно поговорить с Магнусом.
– Ты очень меня смутил, – проговорил Роберт.
– Мне правда пора. Спасибо, па. Правда, спасибо. Приходи как-нибудь опять на ужин, хорошо? Мы тогда еще поговорим про все эти инквизиторские дела.
– Хорошо, – сказал Роберт, – с удовольствием. Когда мы ужинали с вами вчетвером в прошлый раз? Несколько недель назад? Не припомню, когда еще у меня выдавался такой счастливый день.
Алеку тоже было что вспомнить: как трудно было, например, поддерживать беседу. Один только Макс, радостно щебетавший что-то у дедушки на коленях, нарушал то и дело повисавшее в гостиной молчание. И этот вечер, полный неловкости и напряжения, его отец вспоминал, как счастливый… – У Алека сжалось сердце.
– Приходи, когда захочешь, – поспешно сказал он. – Макс любит, когда дедушка заглядывает к нам. И… спасибо еще раз, па. Спасибо, что веришь в меня. Извини, если из-за меня у тебя теперь куча бумажной работы.
