– Милорд, я…
Что тут скажешь? Можно только признать свою вину и ждать кары – Кервен в своем праве. Здесь не отделаешься извинениями!
– Будь я южанином, мог бы вызвать вас на поединок за подобное, – по-прежнему спокойно произносит тот. – Однако не вижу в этом смысла. Гиденна достаточно взросла и разумна, чтобы самостоятельно сделать выбор. И, должен отметить, – он смотрит Дейну в глаза, – этот выбор меня немало удивил. Тем не менее теперь я признаю – она права.
Наверно, нужно что-то сказать, но, как обычно в подобных ситуациях, слова не идут.
– Я не знаю, какое будущее может быть у этого союза. – Кервен снова отворачивается. – Год назад я бы с уверенностью сказал – он обречен. Сегодня я не буду столь категоричен. Но, Данари, – голос его делается холоднее, – не забывайте о том, что имеете дело с моей единственной прямой наследницей. Я ни о чем более не стану вас предупреждать, вы понимаете сами, что это означает.
– Единственной… прямой наследницей?
Как странно, она ведь его кузина, даже не сестра! И прежде он говорил, что прямых наследников у него нет…
– Так она вам не сказала? – Кервен оборачивается, и на этот раз он улыбается. – Гиденна умеет держать язык за зубами лучше, чем я предполагал. Что ж, тогда скажу я: она не кузина мне, а дочь.
«Дочь!»
Вот теперь впору грохнуться в обморок, потому что дочь владетельного лорда – это совсем не то же самое, что его кузина. За дочь может вызвать на поединок не только южанин…
Понятно теперь, откуда такое сходство. Нет, двоюродные и троюродные тоже бывают похожи, как сам Дейн с Ксенной, но отличия все же есть, а еще Ниорис замечал, что леди Гиденна – одно лицо с «кузеном». Почему же Кервен выдает ее за кузину? Впрочем, ясно, дочь – чересчур желанная мишень… А вряд ли кто-то знает наверняка, есть ли дети у председателя Совета!
– Я полагаю, сейчас вам лучше отправиться к себе и заняться делом, – негромко произносит Кервен. Конечно, мысли Дейна написаны у него на лице! – Я сообщу Гиденне, чтобы не ждала вас в ближайшее время…
Он смотрит испытующе, и Дейн понимает, отчего так: ему хватило смелости войти к кузине лорда Кервена, но достанет ли храбрости остаться с нею, узнав правду?
– Благодарю вас, – отвечает он, внезапно разозлившись. – Вы правы, дело не терпит отлагательств. Полагаю, мне потребуется около двух дней. И, – прибавляет он, – я надеюсь увидеть леди Гиденну на балу. Позвольте откланяться.
Кервен в ответ лишь наклоняет голову, и в глазах его разгораются сиреневые искры – он наверняка смеется про себя…
* * *
Но будто мало выпало испытаний для одного вечера! Вернувшись в свою резиденцию, Дейн застает Ксенну в невероятном смятении.
– Дядейн!..
Девушка бросается к нему, и только тогда Дейн пугается по-настоящему: это имя из далекого прошлого, из ее детства, так почему же…
– Что?.. В чем дело, Ксенна? – Он разжимает ее руки у себя на шее, отстраняет, тревожно заглядывает в заплаканное лицо. Девушка льнет к нему, как вьюнок к большому дереву, прячась от бури. – Что случилось?! Кто посмел…
Снова вскипает ярость, испытанная сегодня: любой, кто тронет кого-то из семьи лорда Восточных земель, жестоко поплатится, будь он хоть королем, хоть самим воплощением Великого Нида! Вовремя напомнили о том, кто таков Дейн Данари, нечего сказать…
– Я не знаю!
Ксенна всхлипывает – теперь от облегчения, что она больше не одна, что вернулся человек, который сумеет ее защитить.
– Прекрати! – Он несильно встряхивает ее, чтобы привести в чувство. – Объясни мне, что стряслось? Кто тебя обидел?
– Я не знаю, – повторяет она растерянно. – Взгляни, вон там, на столе… Это принесли сегодня днем, я думала, это от тебя, и телохранители пропустили спокойно! Я открыла, но…
Дейн холодеет – такие подарки могут быть смертельно опасны! Но кто, зачем? Кому помешала Ксенна? Или целью была не она?
– Посмотри, – просит она шепотом, – я правда думала, что это от тебя, но там была записка, и… Прочти!
– Подожди, – просит он, – ты открыла футляр, так? Ты ничего не почувствовала? Не брала в руки то, что внутри?
– Нет-нет, – уверяет Ксенна. – Как только я поняла, что это не твой подарок, я больше не притрагивалась к нему… Я проверила, как ты учил, – футляр не отравлен, записка тоже, но мне все равно страшно! Страшно…
– Не бойся, – Дейн обнимает племянницу, – я вернулся. Пойдем взглянем на этот подарок.
На столе лежит прямоугольный футляр, обтянутый темно-голубым бархатом. Рядом – сложенный вдвое лист бумаги, плотной, очень белой. Дейн проверяет – уж в таких-то делах он мастер! – и заключает, что сам футляр действительно не таит опасностей: ни яда, ни заклинания. А вот содержимое…
Он решительно раскрывает футляр и чуть не роняет его обратно на стол. Ксенна смотрит на него испуганными глазами.
На голубом бархате искрится и переливается ожерелье. Никогда он не видел ничего подобного и не представляет, что за мастер мог создать такую красоту, что за гений взял из воздуха снежинки и скрепил их между собой лунным светом… Он с трудом может определить, что это за металл и камень.
– Я думала, может, оно отравлено, – тихо говорит Ксенна, – ты ведь предупреждал, как тут бывает! Или оно украдено, а потом обвинят тебя или меня…
– Оно не отравлено и заклятий на нем нет, – заверяет Дейн, с трудом отведя взгляд от сияющей красоты. Этому ожерелью не одна сотня лет, нынешние ювелиры вряд ли сумеют повторить такое: должно быть, работал маг. – И оно не таит в себе иной угрозы. Что было в записке?
Ксенна мнется, и он разворачивает листок. Чернила – черные, почерк – твердый и очень строгий, безо всяких завитушек и росчерков. Очень… старомодный.
«Солнечному лучу, способному растопить вечные льды», – вот все, что там написано. Подписи нет.
Дейн улыбается – кажется, что-то становится на свои места. И это… это уже не кажется невозможным.
– Можешь надеть его, – говорит он племяннице. – Если бы ты не запаниковала, то сама бы поняла, от кого этот подарок.
– Что?..
– Так ли много у тебя знакомых в столице?
– Но я… – Она, кажется, понимает, о чем он говорит. – Неужели… от его высочества?
– Разве не он сравнил твои волосы с лучами солнца? – Дейн знает, что поступает скверно, но не может не отплатить племяннице за ложь. – В записке то же самое. И кто еще может позволить себе такую роскошь, как не принц?
Ксенна смотрит в сторону, губы ее плотно сжаты, а глаза напоминают цветом грозовое небо.
– Прикажи отослать подарок обратно, милорд брат мой, – резко говорит она. – Не желаю это видеть.
– Почему же? Ты сказала, что принц был само очарование, разве нет? Правда, если я ничего не путаю, немного вышел за рамки приличий. Вот только, – Дейн с удивлением слышит в собственном голосе металлические нотки, – ты почему-то не сказала мне, насколько именно… И о чем говорил тебе и что предлагал, тоже не сказала. Хотел бы я знать почему?
