Мне неоднократно прошлись по ногам, хорошо, что в камелотах железные вставки. Зажало со всех сторон так, что сдавило легкие. В зале царила паника, усиливающаяся из-за неизвестности. Идя чуть впереди, Тошка протискивался сквозь толпу и уверенно вел меня куда-то. Мы оказались на улице, но на этом кошмар не кончился. Тут, у выхода, нас ждали.
Перед глазами мелькали кастеты, цепи и биты. Чьи-то нунчаки обрушились на голову человека, который выбежал из зала передо мной.
А кто-то уже несся на меня, держа в руке ржавую «змею»…
Я не видела его лица, не могла разглядеть одежду. Все произошло слишком быстро. Перед глазами поплыло. В кровь выбросился адреналин. Взмах железной цепи ― и мою челюсть, шею и грудь пронзила резкая боль. Я еле удержалась на ногах. Закружилась голова. Я понимала, что у меня нет времени на то, чтобы прийти в себя ― нужно действовать, иначе получу второй удар. Боль всколыхнула злость, а злость придала сил и смелости. Я с диким криком выбросила вперед руку с зажатой отверткой, целясь нападавшему в живот, и почувствовала, как железный штырь вонзился в мягкие теплые ткани. Человек передо мной согнулся пополам, тяжелая цепь упала на землю. Тело сообразило быстрее мозга. Я развернулась и рванула прочь, слыша за собой звуки борьбы. На людей, выбегающих из зала, нападали так же, как на меня.
Взмахи кулаков. Удары тяжелыми ботинками. Железо. Кровь.
Я бежала между цехов. Выцветшие красные стены, заколоченные окна, заросшие сорняками дорожки ― тусклое, безнадежное место. За поворотом справа в двадцати шагах стояла толпа. Мне что-то с ненавистью закричали, я быстрее промчалась дальше, за мной кинулись. Сколько преследователей? По звуку шагов ― двое, трое, десять, сотня…
Казалось, мои внутренности поднялись к горлу, смешались и перевернулись от страха. В спину летели глумливые крики, в которых слышалось яростное желание убивать.
– Наша! Наша! Ты ― наша!
Слова вновь прибавили мне сил, а разум взорвался отчаянной ненавистью. Каково черта я ваша? Кто дал вам право считать так, ублюдки?
Только теперь я поняла, что где-то потеряла Тошку. Наверное, мы разжали руки у входа, когда мне врезали цепью. Где он сейчас? Смог ли убежать? Накатила новая волна, на этот раз страха, и гораздо сильнее. Ведь это был страх за друга, а не за себя.
Рот заполнился кровью. Не было времени сплюнуть, и я проглотила ее.
Дорожка, по которой я бежала, становилась все у́же. Стены постепенно сдавливали меня и загоняли в ловушку. Я поняла это слишком поздно, ― когда оказалась в тупике. Я подняла с земли пустую бутылку, разбила ее о кладку и, развернувшись, выбросила руку с розочкой вперед. Я не сдамся. В крови зашкаливал адреналин, я знала, что буду защищаться до последнего. Все тело напряглось.
На меня надвигалась толпа. Теперь я видела их лица. Дерзкие. Ухмыляющиеся. В них не было ничего человеческого.
Выход, думай, думай, срочно ищи выход. Но выхода нет.
Бритый череп. Высокие ботинки. Мой триггер. Вечный страх и ночной кошмар. Их было человек пять, и среди них ― девчонки. В узких джинсах и бомберах, с бритыми головами и длинными прядями на висках.
– Чур, она моя, ― игриво сказала одна и вышла вперед, вертя в руке нож-бабочку.
Я стояла, не шевелясь, выставив вперед свое бесполезное оружие. Резким ударом ноги девчонка выбила у меня розочку. В кисти что-то хрустнуло, боль пронзила руку до самого плеча. Девчонка ударила меня снова, в колено, и я упала на землю.
– Ты слушаешь неправильную музыку. И тусуешься с неправильными людьми, ― сказала она, медленно обходя меня. ― А неправильные люди не должны жить.
Следующий удар пришелся по почкам.
Нужно было встать и защищаться, но я не могла. Во мне будто села батарейка. Я часто-часто дышала, перед глазами все кружилось, я видела мир пятнами. Вот он и настал, мой пиндец. А мне всего пятнадцать… Интересно, как я буду смотреться в формалине?
– Мы оставим тебе подарочек на память…
Скинхедка улыбнулась, эта улыбка больше походила на оскал. Я заглянула в ее глаза и с ужасом поняла, что она куда безумнее, чем мне казалось. Блеснуло лезвие. Дрогнул воздух. По спине побежали мурашки, целый град мурашек.
– Девчонки, подержите ее.
Я кричала и пыталась вырваться, когда на мне резали футболку. Но ноги и руки будто клещами зажали ― меня держали четверо, а одна… Страх поднимается к горлу ядерным облаком. Что будет? Что она собирается со мной сделать?
Треск ткани. Лезвие опасно близко. Дьявольский смех над ухом и блеск диких глаз. Вот и я вся, голая, перед ними, как куриная тушка на разделочной доске.
Господи, да они собираются мне сиськи отрезать!
Моя реальность треснула. Змея беспомощного ужаса превращалась из гадюки в огромного удава. Секунды. Минуты кошмара. И нет ни спасения, ни будущего, ни жизни.
– Заклейми эту овцу!
– Подарочек для грязноволосой шлюхи!
– Подстилка для говнарей! Вырежи ей это! Пусть знает, кто она! Пусть на всю жизнь запомнит нас!
– Не, долго, места не хватит. Но я придумала другое слово…
Острая боль. Еще. И еще. Как будто проткнули легкие. Дышать невозможно. Сердце резали тупым ножом.
Смех. Смех. Им все смешно. Им все игра.
Ощущения утянули меня куда-то на глубину. Здесь только холодный пот. А на поверхности ― боль, страх. Я не хотела выплывать.
В глазах скинхедок ― извращенное удовольствие. Безумие. Ярость.
Тело раскалилось, нервы натянулись.
Они резали меня на части! Перед глазами пятна… я теряю сознание? Пятна все ярче. Я отчетливо видела их ― красные и синие, такие яркие, что я невольно зажмурилась. А потом я услышала шум. Сирена! И нарастающее яркое мигание…
– Мусора! ― раздался панический голос.
Скинхеды разбежались, как тараканы при включенном свете. Я с трудом собрала себя по кусочкам и поднялась. Расправила на груди лоскутки ― все, что осталось от футболки. На коже что-то вырезали ― мерзкое, кровоточащее. Я промокнула кровь тканью. Потом разберусь, нужно уносить ноги. Задрав голову, я увидела незаколоченное окно, из последних сил подтянулась и забралась в здание цеха. Держа руку на груди, как можно быстрее поковыляла прочь, подальше от сирен. Другое окно вывело меня к пустырю. Вокруг ― темнота и тишина, сюда мясорубка не добралась. Впереди высился сетчатый забор. Я перелезла через него и мешком упала на асфальт.
Здесь ждал сюрприз: в метре от меня валялся Юрец. Я с трудом узнала его ― лицо все раздутое, будто он засунул голову в пчелиный улей; губы ― кровавое месиво. Я подползла к нему и потрясла за плечи.
– Юрец! Юрец! Очнись, придурок!
