– Мы это сделали, Сова. Мы добгались до могя.
В низ живота будто упал камень.
– А что… Теперь? ― осторожно спросила я. ― Это значит, все, конец пути?
– Ты что? Мы поедем дальше вдоль побегежья. Ты кагту видела? Внизу еще сотни километгов догог и пляжей. Можем доехать аж до Сочи. Так что мы тут надолго застгянем, готовься.
На душе стало спокойно. Я была рада, что это не конец, и старалась пока не думать о том, что будет дальше. Вот объедем мы все побережье, а потом? Снова унылые окраины Днице, школа и ненавистный дом? Нет, ни за что. Я сейчас проживала совсем другую жизнь и хотела, чтобы она длилась вечно.
Разведя костер на берегу, мы приготовили ужин. Я подставила лицо и ладони огню, пытаясь согреться. Я подсаживалась все ближе и ближе, но меня все еще знобило.
– Ты такая бледная, ― сказал Тошка. ― Совсем заболела?
В подтверждение его слов я несколько раз чихнула. Тошка пощупал мой лоб.
– Гогячий. ― Он встревожился. ― Как себя чувствуешь?
– Неважно. Озноб, голова болит.
– Вообще я думал, что мы тут не задегжимся и сразу двинем к Анапе. Но, похоже, надо все-таки здесь заночевать.
Погода была против нас: после Тошкиных слов зарядил дождик, сначала мелкий, потом все сильнее. Мы надели дождевики. От сырости мне стало еще хуже. Костер сердито шипел.
– Нужно место посуше, ― сказал Тошка. ― Пойдем, я видел по дороге заброшку.
Мы зашли на ту самую огороженную территорию, которую я заприметила, и поднялись по полуразрушенным ступенькам, с которых почти совсем слезла белая краска. Неприятно екнуло сердце: все напомнило мне тот самый заброшенный лагерь «Елочки».
Площадь между корпусами заросла сорняками. Из пустого фонтана пробивались молодые березки. Рядом на постаменте возвышалась бронзовая статуя оленя, недалеко стояла открытая сцена, перед ней ― выложенная плиткой танцплощадка. На территории находились несколько заброшенных корпусов: на одном висела ржавая вывеска «Кинотеатр», на другом ― «Библиотека».
Я попыталась представить, как выглядело это место в советское время. Как сюда приезжали отдыхающие. Как они прогуливались по парку, возвращались с моря, обедали, вечером ходили в кино и на танцы. Вот бы увидеть одним глазком, как все тут было раньше ― пестро, ухоженно, наполнено жизнью, смехом, любовью. А сейчас все просто разлагалось.
Зайдя в один из корпусов, мы поднялись на второй этаж. Внутри было пусто, лишь кое-где валялась мебель, книги, балки и длинные ленты оторванных обоев. Мы выбрали себе «номер» почище. Определенно, здесь гораздо приятней ночевать, чем на берегу.
Я забралась в спальный мешок, но все равно дрожала от холода. Тошка копался в аптечке.
– Блин, ну почему я такой пгидугок? Набгал кучу всего и не подумал пго жагопонижающее…
В ушах стоял гул. Меня всю трясло, голову будто набили соломой с иголками.
На лоб опустилась прохладная рука.
– Ты как уголек. Так и подохнуть можно. Ладно, Сова, тегпи, пойду на поиски аптеки, может, где-то есть…
Мне не хотелось, чтобы он уходил, но говорить было больно. Горло раздирало, во рту было сухо, а язык превратился в наждачку. Я чувствовала себя все хуже.
Я провалилась в черную пустоту. Проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо. Тошка с улыбкой протянул мне горячую чашку. Я отпила и почувствовала во рту лимонный вкус. После нескольких глотков я уже могла говорить.
– Ты нашел аптеку?
– Нет, постучался в ближайший дом. Мне дали погошок от темпегатугы, а еще, ― он протянул мне вторую чашку, ― пагное молоко. Теплое! Вкуснятина! ― Он сделал глоток, и над его верхней губой появились молочные усы.
Я допила жаропонижающее и взяла чашку с молоком. Теплое, жирное, оно приятно обволакивало горло. Я выпила половину, а другую отдала Тошке.
– Там живут муж с женой. Я сказал им, что мы тугисты, гешили заночевать в забгошке, а ты заболела. Они дали мне все это, но еще сказали, чтобы мы заночевали у них дома. И если мы не пригем к ним через час, они сами пгидут за нами.
Тошка стал собирать нас. Мне немного полегчало, жаропонижающее подействовало. Вскоре мы покинули пансионат и пошли к частным домам.
Тошка открыл калитку. На территории слева раскинулся огород, где я заприметила грядки чеснока, лука и моркови, а справа был загон с курами и индюшками. Хозяева дома оказались приветливыми и гостеприимными. Я не успела даже поздороваться и представиться, как с меня уже сняли рюкзак, мокрую толстовку, отвели в комнату, уложили на диван, укутали в плед, сунули под мышку градусник, а в руки дали тарелку куриного супа.
В доме пахло деревом и молоком. За едой хозяева расспрашивали Тошку, откуда мы и куда направляемся. Друг сказал, что мы путешественники, едем из московской области, передвигались в основном на грузовых поездах, немного пешком и на попутках.
– А родители в курсе? ― спросил хозяин, Андрей Вадимович.
– Конечно, ― не моргнув глазом соврал Тошка.
– Куда вы направляетесь?
– До Сочи.
– И как собираетесь добираться?
– Опять на попутках.
Мужчина задумчиво забарабанил пальцами по столу.
– Могу подвезти до Тамани. Собираюсь туда через два дня. Если, конечно, вы выздоровеете к этому времени.
– До Тамани? Это будет здорово! Спасибо! ― сказал Тошка. ― А что у вас за машина?
Он усмехнулся.
– «Жигули». Но мы собираемся ехать не на ней.
– Да? А на чем же?
– Мы поплывем. Через два дня мой рейс. Я поведу к Тамани баржу.
Мы с Тошкой присвистнули. Мы ездили и на поездах, и автостопом, но вот гидростопа у нас еще не было! Мы поплывем на барже! От этой мысли перехватило дыхание.
Хозяева рассказали о себе. Татьяна Васильевна занималась огородом, ухаживала за козами, индюшками и курами. Андрей Вадимович, ее муж, был капитаном морского судна.
– Уже тридцать лет вожу баржу, ― сказал он с гордостью.
Позже домой пришли сын, невестка и внуки хозяев. Нам с Тотошкой постелили на втором этаже, под крышей. Перед сном хозяйка дала нам по чашке подогретого козьего молока. Густое и теплое, оно очень помогло моему больному горлу.
Я легла на кровать и остро осознала, какое же это счастье ― зарыться головой в подушку и уснуть в теплой, мягкой постели.
Глава 15
Утром я почувствовала себя значительно лучше. На завтрак у нас были оладьи, ягоды и свежий творог. Никогда прежде домашняя еда не приносила мне столько удовольствия!
