Заночевали мы в зарослях поблизости. Утром отправлялся поезд до Воронежа, и мы собирались его взять. Наш состав стоял на отшибе, путейцев тут не было, и, совсем обнаглев, в ожидании отправления мы собрали в лесу хворост и закинули в полувагон. Потом, в пути, мы разожгли костер и приготовили в котелке макароны с тушенкой, сделали чай. Такой кайф!
«Ты опоздал на поезд в Рай, тебе достался адский драйв!» ― вспомнились слова из песни, когда я смотрела на дым, который валил из нашего грохочущего полувагона.
[10]
Мы вылезли и перебрались на ближайшую открытую платформу-лесовоз. Сидеть на ней было гораздо удобней, чем на бортике полувагона, поэтому большую часть пути мы провели там. Мимо проносились поля, овраги, холмы, заброшенные деревни, дома с заколоченными окнами. Еда, нарды, домино, любование пейзажами, музыка, сон ― так прошел наш день. Вечером поезд стал замедляться. Но по ощущениям, нам предстояло еще ехать часа три минимум.
– Неужто из-за нас? ― спросила я почему-то шепотом.
Машинист какого-нибудь из встречных поездов мог заметить нас и доложить дежурному, а тот ― уже нашему машинисту.
– Может, засекли… ― ответил Тошка шепотом.
Поезд остановился. Мы сидели, не шевелясь. Снаружи раздались крики ― кто-то кого-то звал. Через некоторое время в полувагон заглянул путеец в оранжевой жилетке.
– И чего мы тут делаем? ― рявкнул он.
– Здгасьте, ― ответил Тошка. ― Мы едем. Нам бы до Вогонежа.
– А вы в курсе, что так ехать незаконно, и я могу милицию вызвать?
– В кугсе. Но не надо милиции, пожалуйста. Мы ского сойдем… Нам бы до Вогонежа…
– Приехали уже. Выметайтесь отсюда. Ваша остановка. И по-быстрому!
Пришлось собирать вещи. Мы оказались на мелкой станции посреди леса. Кирпичное здание приветствовало нас надписью «Станция Дрязги». Бараки, деревенские дома, сорняки ― вот, что представлял собой поселок с неблагозвучным названием.
Тошка долго мучил кассиршу на вокзале.
– Электрички три раза в день, в семь утра, в десять и в пять часов дня. Вы уже опоздали сегодня на последнюю, а завтра отмена на первые две, ― раздался недовольный голос из окошка.
– Как отмена?
– Вот так. Ближайшая ― завтра в пять.
– А если побыстгее нужно уехать? Может, с соседних станций больше электгичек?
– На пятьсот третьем километре, в Ведринцево… в общем, до Усмани везде две электрички в день. И отмена на всех станциях. А вот в Усмани больше, там утренние есть, те, которые здесь без остановок едут. Так что ближайшая ― Усмань. Там из утренних будет в 9:15 и 11:20.
– Спасибо. А не подскажете, товагные поезда здесь часто останавливаются?
– Очень редко, ребят, раз в несколько дней.
– Еще подскажите, сколько километров до Усмани?
– До Усмани… Хм… Может, тридцать, может, чуть больше.
Когда мы спустились с платформы, Тошка озвучил планы:
– В общем, сейчас выходим на догогу и ищем попутку. Подвезут до Вогонежа ― будет здорово. Но даже если до Усмани ― и то неплохо. В Усмани утгом сядем на электгичку и доедем до Вогонежа или товагняк возьмем. От Вогонежа уже легче дальше ехать.
Оказалось, найти попутку ― не так просто. Мы долго шли вдоль дороги, по очереди вытягивая руку. Менялись ― рука быстро уставала. Машины останавливались редко, за полтора часа остановились трое. Двое ехали совсем не по пути, а третий готов был нас подвезти до Никольского.
– Это не так далеко от Усмани, ― сказал водитель «Газели». ― Километров десять.
Мы забросили рюкзаки в кузов и сели в кабину. Когда мы планировали маршрут, то старались избегать автомобильных дорог, потому что автостоп означал расспросы. Так и оказалось. Откуда вы? Куда едете? А родители знают? А сколько вам лет? Тошка врал, что мы отбились от нашей туристической группы, едущей в Воронеж, и пытались ее догонять. Водитель кивнул, поверил или нет ― неизвестно.
Он высадил нас у поворота.
– Там дорога изгибается, вы сократите, если напрямик пойдете, через поле. Удачи вам, ребята, ― сказал он и уехал.
Перед нами простиралось огромное поле подсолнухов. Тысячи золотых головок тянулись к солнцу. Мы пробирались среди цветов, видя перед собой только безбрежное желтое море. Мы шли уже час, и казалось, что это поле никогда не кончится. Весь мир в одно мгновение будто зарос подсолнухами, кроме них не было ничего.
– Фу, давай отдохнем, ― Тошка повалился на землю, и я последовала его примеру.
Он достал пакетик с травой и сигарету, сделал косяк.
– Чтобы идти было веселее.
Наша остановка затянулась. Мы валялись на траве, передавали друг другу косяк и смеялись над всем подряд. Все, что видели или о чем вспоминали, вызывало приступ смеха. Смеялись друг над другом, подсолнухами, путейцем, кассиршей на вокзале, над названием поселка ― Дрязги, ― и даже над бонами и той стрелкой в «Елочках».
Посмотрев на головки подсолнухов над нами, я вдруг в каждой увидела лицо, милое и улыбающееся. Это зрелище заворожило. Я привстала, чтобы получше разглядеть цветочные лица. Рты подсолнухов открывались и закрывались. И вдруг они хором запели песню голосом Леонида Агутина:
Ты забудешь обо мне
На сиреневой луне,
Может, только на мгновенье…
[11] ― Ты видишь это? ― возбужденно сказала я и встала, чтобы посмотреть, как себя ведут другие подсолнухи. До горизонта тянулись лица и поющие рты.
– Что? ― спросил Тотошка.
– Лица. И они поют.
– Ооо… Кто-то накугился. Пегедавай косяк, чего зажала?
– Неа, ― сказала я и затянулась.
– А ну отдай! ― Он встал и попытался выхватить косяк.
– А ты отними! ― сказала я и побежала в заросли.
Вокруг мелькали солнечные улыбающиеся лица. Они смотрели на меня и радостно пели:
Там, на сиреневой луне,
Ты так хотела быть одна,
Не забывая обо мне,
Тотошка сбил меня с ног. Я повалилась на спину, друг упал сверху.
– Тебе не больно? Пгости! ― Он приподнялся.
