— Винсент, а вы знали, что ваш брат сегодня придет сюда? — Чендлеру ответ известен. Пауза. Пауза затягивается. — Как я понимаю, вы не…
— Это для меня сюрприз, — говорит Винсент.
Реймонд наконец сообразил, как по экранам понять, на что нацелена камера. И сейчас она нацелена на него, поэтому он улыбается во весь рот. Пусть мистер и миссис Америка поглядят, какой сюрприз он устроил.
Телесуфлер Чендлера отключился. Что, сотруднички сбежали, спасая свои жизни? Чендлер выступает соло.
— Так, значит, вы принадлежите или принадлежали к организации, которую Винсент покинул, чтобы присоединиться к Вахте братства?
— Принадлежу, — уточняет Реймонд. — Я с гордостью называю себя членом Движения за американскую солидарность…
— Движение арийского сопротивления. Хорошо известная «группа ненависти», — вклинивается эксперт-еврей. — Вахта братства уже много лет следит за ее деятельностью. Винсент оказал огромную помощь…
— Это патриотическая организация, — поправляет его Реймонд. И хватит. Он пришел сюда не спорить с евреем о том, чем именно занимается ДАС. Реймонду, конечно, хочется рассказать правду о ДАС, но в такой аудитории это обречено на провал. Он припас кое-что поувлекательнее.
— Отрицают Холокост и симпатизируют нацизму. — Старика так просто не заткнуть. Но Реймонд не станет ввязываться. По крайней мере, пока не использует возможность обсудить кое-что с Чендлером.
— Винсент не ожидал меня здесь увидеть. И вряд ли он захотел бы меня сюда приглашать. Потому что я знаю о нем то, о чем он не хотел бы никому рассказывать.
— И что же это? — не может удержаться от вопроса Чендлер.
Так вот как ты относишься к своим гостям? Приглашаешь на программу, а потом зовешь родственников — перетрясти их грязное белье?
Зал напряженно молчит.
— Начать с того, что этот человек прожил со мной, с моими женой и детьми несколько лет. Моя жена его кормила. Я нашел ему работу. Он спал у нас в гостиной на диване. Сидел за столом, когда дети завтракали. Мы ему помогали, заботились о нем. А потом он смылся. Украл мой пикап. Украл полторы тысячи долларов, что я скопил, работая на двух работах. Даже болеутоляющее украл, которое мне прописали, когда я получил на работе травму.
Рассказывая о травме, полученной на работе (да, это он сочинил, но что с того), Реймонд чувствует себя нытиком, живущим в трейлере, который жалуется на свои тяготы и невзгоды. Ну да ладно, пусть знают, как это бывает. Белый человек, который всю жизнь горбатился за гроши. Много чего могло случиться с Реймондом за пятнадцать лет в шиномонтажной мастерской. Многое и случилось. А какую травму может получить Чендлер на своей работе? Спину перетрудит, целуя гостям задницы? Или получит осложнения после ботокса?
Реймонд смотрит на публику — как она реагирует? Ему чего хочется — сострадания. Реймонд — рабочий человек. Его обидели. Винсент его обидел. Ему хочется, чтобы зрители обозлились на Винсента, который врет, и Маслоу, который помогает Винсенту врать. Потрясение, отвращение, гнев — вот что должны испытывать зрители, ведь эти сволочи держат публику за идиотов, а еще они должны злиться на себя — за то, что повелись, что аплодировали вруну и вору, крадущему у своих. Им должно быть стыдно, что они увидели в этом типе героя. И тогда, если все пойдет, как задумал Реймонд, он использует эту чудесную возможность и покажет им, как СМИ забираются им в голову, как выкручивают им мозги.
Но почему-то этого не происходит. Зрители в студии всего лишь озадачены. Может, Реймонд плохо все срежиссировал? Может, они решили, что у него на Винсента есть что-то посерьезнее? Хуже, чем воровство? Например, что он кого-то убил. Вот чего они ждали. Угнать пикап и стащить горстку таблеток — это ерунда. Погодите, он же кинул Реймонда. И Люси. И детей Реймонда.
Они его приютили, они ему доверяли. Этот парень был им родным. Реймонду, Люси, детям — каково им было, он торчал у них столько времени, а потом смылся с пикапом. Эти несчастные белые люди с промытыми дочиста мозгами привыкли, что им врут, им говоришь правду, а они ее не слышат. Им так хочется верить, что Винсент — новый миротворец.
— Это правда? — спрашивает Чендлер Винсента.
Оператор берет лицо Винсента крупным планом.
— Это правда? — повторяет Чендлер.
Винсент и ухом не ведет. С Чендлером взглядом не встречается. Да, этого у Винсента не отнять — он парень упертый, есть в нем то, что Реймонд всегда ценит. Только мало быть крутым. Честность — она тоже нужна.
Чендлер понимает, что от Винсента ответа не добьется, и — темп надо держать — переключается на ребе.
— Винсент вам об этом рассказывал? — спрашивает он. — Говорил, что обокрал брата?
— А откуда нам известно, что это правда? — говорит Маслоу. — Потому что так сказал этот джентльмен?
Этот джентльмен? Еврей над ним издевается? Еврей в костюме от хорошего портного, в туфлях за четыреста долларов, еврей, чья стрижка стоит в пятьдесят раз дороже вшивого номера «Пипл», который белому трудяге не по карману, еврей, конкретно этот еврей, говорит, что он врет!
— Это правда, — говорит Реймонд.
— Я жду ответа от нашего гостя, — говорит Чендлер.
— И вообще, — говорит Мейер Маслоу, — не имеет значения, чем занимался Винсент раньше.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Чендлер.
— Важно, чем он занимается теперь, важно, как он изменился. Мы предполагали, что он совершал не самые достойные поступки, когда был в ДАС, но я никогда не спрашивал…
Вы только поглядите, как ловко этот еврей все вывернул!
— Вы никогда не спрашивали, чем он занимался в этом обществе ненависти? — говорит Чендлер.
Минуточку! Речь же не о ДАС и не об их деятельности. И не о том, что этот еврей такой святой, принял Винсента такого, какой есть, о прошлом даже речи не заводил. Это о том, что Винсент сделал. Винсент обокрал Реймонда.
— Мы ему поверили, — говорит Маслоу. — Мы его приняли. Мы на него положились…
— А вот тут, доктор Маслоу, помогите мне разобраться, — говорит Чендлер.
Черный с евреем явно заодно. Им есть что обсудить. А двое белых, Винсент и Реймонд, просто рядом оказались.
— Как это соотносится с вашим тезисом «простить, но не забыть»? — Чендлер — он в прошлом юрист — допрашивает Маслоу. Чендлер не забывает. Старик его поправил, вот Чендлер ему это и припомнил. — Мне кажется, вы как раз хотите забыть прошлое. И Винсенту помогаете забыть его прошлое…
Реймонд здесь для мебели, что ли? Он здесь не больше, чем чендлеровское кресло. Это он все устроил, а на него и внимания не обращают. Устроили тут разборку — как два любовничка, но нет уж, он не даст задвинуть себя в угол.
— К тому же, — говорит Реймонд так громко, что операторы разворачивают камеры к нему почти машинально, не дожидаясь команды режиссера. — К тому же у этого человека, у моего брата, не было никакого духовного откровения. Он принимал наркотики. Экстази. А поскольку украл он таблетки у меня, можете поверить, этот тип торчит до сих пор. Он и сейчас небось под кайфом. Так что не говорите мне, что он изменился…
