Роберта рассказывает, что журналисты звонят расспросить про Винсента и его приступ, а Мейер ничего не может с собой поделать. У него даже сердце зашлось. Так весь шум не о нем и не о его речи, а об орехах? Лучше бы это он, Мейер, чуть не умер. Смерть ближе к нему, чем к Винсенту. Но Мейер стар, а значит, его смерть будет не такой драматичной, не такой примечательной. И велика вероятность, что придет она не на сцене, перед полным залом, а на какой-нибудь одинокой больничной койке, вроде Минниной.
— Вы меня слушаете? — спрашивает Роберта. — Всем хочется подробностей. О скинхедовском прошлом Винсента, о том, как он едва не умер. Личностный рост. Новые нравственные ориентиры. Резко изменил жизнь, чуть не умер, выжил и готов двигаться дальше. Все бьются за эксклюзивное интервью. Месяц назад я не могла уговорить их на два абзаца на второй полосе блока о городе. Думаете, я не замечала, что все недовольны? Думаете, я не понимала, что могу потерять работу? А сегодня утром мне позвонили от Барбары Уолтерс. Вы понимаете, что это значит для вашей книги?
Зря Роберта использовала этот дешевый прием и воззвала к его писательскому тщеславию. Это больная тема. Мейер и сам знает, что «К сердцам, по одному» продается хуже его предыдущих книг. Он делает вид, что это не так уж и важно, что его главное дело в другом. Только Айрин робко посоветовала, чтобы Мейер спросил издательство, почему они больше не занимаются продвижением книги. Неужели Айрин думает, что Нельсон Мандела ходит на чтения в книжных магазинах и ездит с рекламой по стране? Впервые с тех пор, как он дописал «К сердцам, по одному», Мейер готов снова что-то написать, например, объединить свою вчерашнюю речь с историей о встрече с Винсентом.
— Ладно, забыли, — говорит Роберта. — О книге потом. Давайте подумаем, что это может значить для фонда. Потому что, Мейер, дело не только в том, что Винсент чуть не погиб. Смысл этой истории в работе, которую мы делаем, в том, как много еще мы можем сделать. И тут должна подключиться Бонни. Нам нужно разработать стратегию, придумать, как обратить всю эту шумиху в деньги для фонда.
Роберта права. Хорошо бы не беспокоиться, что будет с фондом, когда начнется спад экономики, которого все ждут. Когда ни у кого не останется ни гроша на борьбу за права человека, у Вахты братства будет кое-что накоплено. Каждое интервью, каждый телесюжет обернется помощью невинным людям. И речь тут не о Мейере и не о Винсенте. А о более высоких целях. Если прыжок с нравственного трамплина, которого Господь хочет от Мейера, требует интервью для Барбары Уолтерс, так тому и быть. Мейер к прыжку готов.
Роберта уходит. Она скоро вернется. А пока что электрические токи, которыми пронизан весь офис, начинают действовать даже на Мейера. Он едва сдерживает себя, не бежит за Робертой, не спрашивает, кто звонил, кто что сказал. Он набирает номер секретаря и просит сообщить ему, когда появятся Винсент и Бонни.
Не выпуская телефона из рук, Мейер просматривает сообщения. Ларри Тикнор звонил, обещал перезвонить. Минна звонила, поздравляла со вчерашней речью, хотела узнать, получил ли он главу из Диккенса.
Мейер откладывает листок с сообщением. Так это Минна послала ему отрывок про миссис Джеллиби. Что она хотела — уколоть его или просто повеселить? Почему Мейер так уверен, что ничего хорошего она не подразумевала? А иначе зачем посылать это анонимно? Но если Минна действительно хотела его уколоть, почему она вдруг позвонила и призналась, что это ее рук дело? Он навестил ее в больнице! Чем он ее так обидел? А может, она из-за болезни повредилась рассудком? Он помнит, как странно она себя вела на ужине у него дома, что-то такое рассказывала о кочинских евреях, что именно, он не помнит, но его почему-то начинает мутить. Тошнота усиливается, когда он вспоминает сегодняшнее утро. Как раздосадована была Айрин тем, что он не позвонил Винсенту! Столько хороших новостей, а ему не по себе. Раздражение Айрин и непонятная злость Минни давят на него, их груз — как кулак, упертый в грудь.
Ему становится легче, только когда наконец появляются Бонни и Винсент. Если бы только Айрин и Минна могли заглянуть ему в душу! Мейер питает самые теплые чувства к Бонни и Винсенту. Он счастлив их видеть!
— Как вы себя чувствуете? — говорит Мейер.
— Нормально, — говорит Винсент. — Устал немного.
Бонни, наверное, тоже устала. Взгляд у нее грустный, чуть уклончивый. В том числе и чтобы поднять ей настроение, Мейер говорит:
— Вы слышали новости? Думаю, скоро и из Голливуда позвонят.
Бонни новости слышала. Винсент — нет. Бонни не рассказала Винсенту о шумихе в СМИ, значит, как-то ухитрилась привести его сюда, миновав Роберту. У Винсента была тяжелая ночь. Наверное, он еще не вполне пришел в себя.
Мейер решает действовать просто и прямо.
— Винсент, друг мой, вы готовы? Вы становитесь знаменитостью.
Винсент бледнеет.
— Что такое? — говорит Мейер. — Вы правда нормально себя чувствуете?
— Всё в порядке, — говорит Винсент. — Правда. Всё в порядке. Так это замечательно. Давайте работать!
* * *
По дороге из школы домой Дэнни минут пятнадцать бродит по минимаркету, выбирает кукурузные чипсы, которые скрасят ему долгие часы у компьютера: ему надо писать работу про Гитлера, а ее сдавать завтра.
Сегодня утром, на уроке по истории мировых цивилизаций, он чуть не рассорился с Хлоей. Как кто-то, пусть и девчонка, не только написала работу о Нельсоне Манделе, но и сдала ее Линде Грейбер на день раньше! Хлоя оказала ему услугу. Получив ее работу, миссис Грейбер обратилась к классу с речью, рассказывала, как нужно работу редактировать и вычитывать. Редактировать? Вычитывать? Это что, шутка? Дэнни слышал только три коротких слова: сдать работы завтра.
Да Дэнни хоть что-то написать бы, поэтому он и готовит подкрепление — идеальный баланс соленого и сладкого, два огромных пакета чипсов и — зависнув у апельсиновой газировки и колы и не решив, что даст больше энергии, кофеин или ударные дозы красного красителя № 2 — двухлитровая бутылка пепси.
После бессонной ночи у папы и кошмарной поездки в школу настроение отвратительное, способность сосредоточиться на нуле. А ему еще писать пять страниц о том, как Гитлер изменил мир. Может, так: он начал Вторую мировую войну и уничтожил шесть миллионов евреев. Дэнни тут винить некого. Гитлера он выбрал сам.
Дэнни прикидывает, не написать ли и о Винсенте. О том, что Гитлер все еще владеет умами, он не умер, он как Том Круз в «Интервью с вампиром». Потому что хотя многие и понимают, что Гитлер — это зло, есть еще и такие, вроде маньяков из ДАС, которые считают, что было и много полезного. Тут вообще никакого сбора материала не понадобится. Можно сесть и написать. Но работа-то должна быть о Гитлере, а не о скинхеде, который живет с Дэнни. И Дэнни не собирается рассказывать всей школе, что творится у него дома.
Винсент утверждает, что Гитлер ему никогда не нравился. А еще говорит, что тот был геем. А это известный факт? Усики у него гейские? А так говорить — не гомофобия ли это? Главное, чтобы миссис Грейбер так не подумала. Дэнни совсем не гомофоб, в отличие от некоторых других ребят. А вот они-то могут подумать, что Дэнни гей, раз решил написать такую работу. Дэнни точно знает, что он не гей. Да, он еще не занимался сексом ни с одной девочкой, но это ничего не значит. Да он бы рад — если бы Хлоя согласилась. Но с девчонками — с ними ничего не поймешь, а спрашивать других парней поздно — они делают вид, что о сексе знают все. Дэнни не понимает, с чего начинать, как понять, что девушка этого хочет. Но сейчас не время об этом думать. Надо сосредоточиться на Гитлере.
