На миг Бонни забывает о Мейере и замирает как вкопанная — она потрясена тем, что Винсент говорит с ней так, будто они вместе плетут заговор, а еще совершенно уверена: он врет насчет того, что там было между ним и Колетт, и панически боится — вдруг он ляпнет что-то вроде «пуэрторикашечки» в своей речи. Сейчас это слышала только Бонни. Потому что он ей доверяет.
— Пойдемте искать Мейера, — говорит Бонни.
Мейер где-то в гуще толпы. Бонни чувствует себя солдатом, прорубающим путь во вражеских джунглях. На прошлой неделе она прибиралась в комнате Макса — случай редкий, но бардак там был такой, что она не могла его дверь открыть, — и нашла подмокший экземпляр «Солдата удачи». Как он попал в дом? Неужели Макс взял его у Винсента? Или специально пошел и купил — потому что она пригласила в дом наци?
— Вот он. — Винсент редко называет Мейера по имени. Он до сих пор не решил, как к нему обращаться.
Типичный Мейер: в зале полно важных людей, а он ухитрился выкроить минутку для Сола и Минны. Какой он замечательно настоящий, статус для него — не главное. С другой стороны, мог бы и помочь Бонни вытрясти побольше пожертвований. Бонни специально держит Винсента рядом, дает понять, что она пришла забрать и Мейера.
Однако ее старания напрасны. Минна отодвигается, освобождая место Винсенту, но для Бонни места нет.
— Винсент, как приятно вас видеть! С нетерпением ждем, что вы скажете сегодня.
— Я тоже жду, — говорит Винсент. — То есть я все пытаюсь прикинуть, что именно я скажу.
Выпендривается, думает Бонни, точнее, надеется на это. Почему Бонни не настояла, чтобы Винсент выучил речь слово в слово? Что такое на нее нашло, как он ее убедил, что репетиции только все испортят? Винсент сказал, что справится, и она поверила, потому что они оба убедили друг друга — он просто встанет и предстанет собой преображенным, настоящим, достойным.
Даже Мейер просил ее просматривать его наброски. Там оказалось примерно то, чего она ожидала. Доброта незнакомцев. Простить, но не забыть. Плюс кое-что из новых экспериментов: прыжок с нравственного трамплина и что-то насчет… клеток веры. Бонни не раз хотела попросить его не повторяться. Почти все присутствующие уже слышали нечто подобное. Вероятно, поэтому-то билеты поначалу расходились не так быстро. Но Мейер знает, что делает. Это его люди, его аудитория. Винсент может соблазнять журналисток из «Нью-Йорк таймс», а Мейер — он умеет творить чудеса.
— Вы смотрели вечерний выпуск новостей? — спрашивает Мейера Сол.
— Я одевался к приему, — отвечает Мейер. — Какие новые ужасы я пропустил?
— Казнь Маквея, — вставляет Минна.
— Это было сегодня? — Мейер с такой силой шлепает себя по лбу, что Бонни вздрагивает. — Боже, как я мог пропустить? Чем я был занят? Запонки застегивал? Бонни, почему вы мне не сказали?
Бонни, почему вы мне не сказали? Бонни несколько недель пыталась угадать, что любят есть и с кем предпочитают общаться пятьсот человек, и одновременно занималась Винсентом, учила его, как расположить к себе гостей. Даже сейчас она пытается отвести Мейера и Винсента к их столику… а Мейер корит ее за то, что она не напомнила ему о казни Маквея?
Сколько можно навалить на одного человека? Но Мейер снова прав. Бонни нужно было позаботиться о телевизоре для сотрудников — как она делает, когда проходят решающие заседания правительства.
— Как же я мог это пропустить? — расстроенно восклицает Винсент.
— Как мы могли? — обращается к Винсенту Мейер.
Как могла Бонни — быть столь недальновидной, зациклиться на ужине, который только о деньгах, пожертвованиях, бюджете, когда сегодня, в их родной стране, предали смерти человека? Но почему из всех сотрудников именно Бонни должна была помнить, что именно сегодня отправили на смерть Маквея?
— Мне стыдно за всех нас, — Мейер произносит вслух мысли Бонни.
— Не корите себя. Вы были очень заняты, — говорит Сол.
— Что сказали в новостях? — спрашивает Мейер.
— Это было отвратительно, — говорит Сол. — Смонтировали реплики тех журналистов, кто там присутствовал. Говорящие головы, одно лицо за другим. Один репортер сообщил: «Он перестал дышать». Другой: «Пульс не бьется». Третий: «Кончина была мирной». Откуда им знать, что кончина была мирной?
Минна говорит:
— Сол, дорогой, не заводись. На этом парне вина за гибель сотен невинных людей. Я не то чтобы поддерживаю…
— Спасибо, достаточно, — говорит Мейер. — Минна, Сол, прошу меня извинить. Если я немедленно не пойду с Бонни, она меня никогда не простит.
— Давай-давай, — говорит Сол.
— Удачи! — говорит Минна. — В первое воскресенье после нашего возвращения из Кейпа будет бранч.
— Надеюсь, мы увидимся раньше, — отвечает Мейер. И уходит с Бонни и Винсентом.
— Мои записи у вас? — спрашивает Мейер.
— У вас. — Бонни точно помнит, что отдала их ему, сделала увеличенный ксерокс, чтобы он мог не надевать очки.
Пробираться с ними сквозь толпу, все равно что тащить сыновей к зубному. Бонни находит карточки с именами Мейера и Винсента, усаживает их, а потом уж садится сама, рядом с тем местом, где между ней и Айрин будет сидеть Ларри Тикнор, крупнейшая фигура в области недвижимости, чья жена Лора весьма щедро поддерживает Вахту братства.
Первой появляется Роберта. Целует Бонни и Мейера, словно спотыкается о Винсента и после секундного раздумья жмет ему руку. Отношения у них и так были натянутыми, а когда в «Таймс» появилась всего лишь крохотная заметка, стали еще прохладнее. Не его ли Роберта в этом винит?
— «Таймс» кого-нибудь прислала? — спрашивает Роберта у Бонни. — Что-то не пойму, кто здесь от них.
— Колетт Мартинес, — отвечает Бонни.
— Жаль… — говорит Роберта. — Но что тут поделаешь? Видимо, теперь это ее тема.
Бонни это даже радует: Колетт обсуждают как представителя прессы, а не как хорошенькую девицу, завладевшую вниманием Винсента.
Айрин отыскала Лору и Ларри Тикноров и ведет их к столику. Тикноры — красивая пара, оба примерно одного возраста с Бонни, но настолько богаче, что будто бы настолько же старше. Айрин, Лора и Ларри в дорогих строгих черных костюмах. Эта троица — как голограмма трех моделей, искусно обработанных лучшими стилистами и дизайнерами. Бонни чувствует себя старой кошелкой. Но во что она одета — это не главное. Главное, чтобы Ларри и Лора финансировали еще больше продовольственных посылок и телефонных звонков в Иран и покупали меньше «Кельвина Кляйна».
— Айрин! — восклицает Роберта. — Выглядите потрясающе!
— Привет, Роберта, — говорит Айрин.
Роберта сует руку куда-то между Ларри и Лорой Тикнор.
— Я — Роберта Дуайр, связи с общественностью.
Ларри пожимает Роберте руку. Его жена игнорирует Роберту и нервно оглядывается: в ее глазах Бонни видит ужас, так смотрят знаменитости, которые оказались в толпе незнакомцев и до смерти боятся, что какой-то обычный человек посягнет на их драгоценное время. Они бывают счастливы, увидев кого-то столь же знаменитого или на худой конец того, кто понимает, насколько знамениты они, и будет вести себя соответственно. Пока что Лоре достаточно Бонни, чье лицо ей смутно знакомо.
