Когда машина трогается, Винсент откидывается на спинку сиденья и, хотя ловит в зеркальце заднего вида недовольный взгляд Али-Бабы, опускает окошко. Винсент в приличном смокинге раскинулся на мягком сиденье, грязноватый воздух пригорода ласкает лицо, стальное ожерелье моста Таппан-Зи все приближается, и Винсент чувствует себя королем. Он делал все правильно, раз от машины папаши Надин Возняк и собственного ржавого «форда» добрался до фургончика UPS Маргарет, потом до «шевроле-пикапа» Реймонда, а теперь и до «таун-кара» с шофером.
— Вы как? — спрашивает Бонни.
— Все хорошо, — отвечает Винсент. — Честно. Что вы все время спрашиваете?
— Я не спрашиваю. То есть я первый раз спросила.
Не первый, но Винсент не спорит. Чем Бонни спокойнее, тем лучше пройдет вечер.
Они мчатся через Гудзон, направляются на юг по автостраде, навстречу тем, кто, задержавшись на работе, возвращается в пригороды. В их сторону машин почти нет. Вы свободны, дети! В мгновение ока они оказываются в городе, катятся по Вест-Сайд-хайвею. Как же красив Нью-Йорк вечером. Винсент его таким обычно не видит. Если не считать того вечера, когда он возвращался от Маслоу и все волновался, не заблюет ли Бонни салон нанятого «линкольна». А сейчас беспокоиться не о чем, смотреть не на что — только на огоньки и деревья. И как это Винсент не заметил, что город уже в цвету?
Да потому что никогда не проезжал — его не провозили — теплым весенним вечером через Центральный парк, где цветут кусты и деревья да светится чудесным светом какой-то чудесный ресторанчик. Никто из его знакомых не знает этого пути, как и не знает, что можно войти в одной части парка, а выйти в другой, ровно там, где тебе надо. Почему же это знает шофер, который, может, в стране-то без году неделя? Да потому что это его работа. Он должен был все выучить. Никакого умысла тут нет.
Забавно, что в нынешних благоприятных обстоятельствах Винсент куда лучше понимает несчастных придурков из ДАС. Он теперь знает, что всякий раз, когда этих парней что-то тревожит или когда они замечают, насколько жизнь несправедлива, они тут же ищут, на какую этническую группу свалить вину. Винсента сейчас ничто не тревожит, а несправедливость на сей раз ему на руку. Ему куда лучше, чем паки, сидящему за рулем.
Парни из ДАС обожали читать о себе в интернете. Как-то раз Реймонд набрел на сайт, где движение белых националистов назвали «последним прибежищем тех, кто лишен прав». Несколько недель шутки типа «Давай, друг, работай, не то я твою задницу прав лишу» пользовались неизменным успехом. Но они-то действительно лишены прав, а Винсент в настоящий момент — нет. Это его везут в лимузине, это на нем смокинг, это его выбрали рассказать самым богатым и влиятельным людям этого прекрасного города, почему они должны поддержать организацию, которая из всех возможных кандидатов именно Винсенту доверила выступить нынешним вечером от ее имени.
Винсент закрывает окошко. Пусть шоферу будет поудобнее. Он может позволить себе быть отзывчивым.
И вот машина подкатывает к музею Метрополитен, к широченной лестнице, на которой расстелили самый настоящий красный ковер. Шофер-то понял? Ковер здесь для Винсента, который галантно подает Бонни руку: ни дать ни взять — кинозвезды, приехавшие на вручение «Оскара». О какой это певице он недавно читал — она отказалась быть ведущей на «Оскаре», потому что только что прошла реабилитацию и ее агент сказал: «Извините, она бы с радостью, но пока что у нее с лестницами проблема»? Одна мысль об этом — как письмо-предупреждение из параллельной вселенной, где жрут успокоительные и вырубаются у всех на виду. До вечера Винсент добрых четверть часа пялился на таблетку викодина, на гарантированную дозу спокойствия и умиротворенности, уютно лежавшую на ладони. Потом опустил ее обратно в пузырек, снова достал и сунул в карман — из него он достанет ее только при крайней необходимости.
Винсент крепче берет Бонни под локоть, чувствует, как вибрирует на шатких каблуках все ее тело. Очень важно не дать Бонни догадаться, что он никогда не был в музее. Задачу облегчают охранники. Они, расставленные по стратегически важным точкам, указывают им путь, не пускают побродить и полюбоваться бесценными сокровищами. Винсент и Бонни направляются к каменной стене, которая оказывается египетской гробницей. Они проходят мимо витрин со статуэтками, украшениями, глиняными черепками.
— Вы здесь бывали? — спрашивает Бонни.
— Да, — врет Винсент. Да как она смеет предположить, что он здесь не бывал?
Все остальные бывали здесь тысячи раз. Идущие чередой парочки пингвинов навидались всех этих штук, и никто не останавливается полюбоваться бегемотами, львами, шакалами, фараонами и их супругами, направляющимися в загробную жизнь с пришпиленными металлическими штырями задницами, поглазеть на затейливые кукольные домики, картинки с садами и невольниками-гребцами в лодках, странные алтари, напоминающие гигантские ватные палочки, внушительные саркофаги, которые почему-то манят к себе, приглашают свернуться клубочком и подремать. Все шагают мимо, торопятся на прием. Искусства вокруг не замечают — словно идут по переходу в подземке.
— Уютно, а? — Винсент показывает на расписной саркофаг. — Так и тянет там вздремнуть!
Бонни останавливается, поворачивается к Винсенту, кладет ему руки на плечи. Это совсем не в ее духе, но сегодня особый вечер. Многое зависит от того, насколько щедры будут гости к концу праздника. Идущие мимо на них поглядывают, но Бонни, похоже, это не заботит.
— Выдохните, — говорит она. — Расслабьтесь.
— Да что такого? — отвечает Винсент. — Я в норме. Мне сегодня надо сделать всего одну вещь. А вам — миллион. Как всегда.
По лицу Бонни видно, что она тает, на что Винсент и рассчитывал. Отис Реддинг
[49] только частично прав насчет капельки нежности. Винсент — недаром он так долго жил с мамой — понял, что на самом деле женщинам нужно, чтобы ты замечал, как много они трудятся.
Они переходят в следующий зал, где все гигантских размеров — мегафараоны, гигантские руки-ноги, здоровенные сфинксы.
Бонни спрашивает:
— Вы знаете загадку сфинкса?
— Что за загадка?
— Кто ходит утром на четырех ногах, в полдень на двух, вечером на трех?
— Человек, — отвечает Винсент.
Обидно, конечно, что Бонни удивлена. Он и сам не знает, откуда это знает. Просто знает. Знал, еще услышав вопрос в «Джепарди»
[50] — когда он жил у Реймонда. Мысли о Реймонде окутывают его, как ядовитый туман, поднимающийся из гробницы фараона. И, как всегда, он ждет, что Реймонд выскочит из-за угла. А это доказывает, что Винсент не в себе. Вряд ли Реймонд выложил бы две сотни баксов за право сходить на благотворительный ужин Вахты всемирного братства. Однако прецедент имеется. Джон Уилкс Бут
[51] — в ДАС утверждают, что он еврей, — билет в театр купил.
