— Так их проблема в этом? — говорит Дэнни. — Я думал, их проблема в том, что им нравится бить черных и евреев, поджигать синагоги, и все такое.
Винсент морщится.
— Им нравилось думать об этом. И это тоже была их проблема. Они говорили: «А давайте-ка по паре пива и пойдем пидорам наваляем». Но по моему опыту, главное — пиво, а вовсе не пидоры. Вылакав по три кружки, они забывают про пидоров и только травят грязные анекдоты или отключаются за просмотром канала «История».
— Канал «История», — говорит Дэнни. — Вот забавно! Все называют его каналом «Все о Гитлере». Никогда не понимал, кто смотрит это…
— А ты подумай, — говорит Винсент. — Мне всегда казалось странным, что они ненавидят гомосексуалов и поклоняются придурку, который таким и был. Как-то это очень непоследовательно. А у них же все построено на логике. Ведешься на одну часть их программы, и из этого логически вытекает остальное. Например, говоришь, что у кого-то из родственников проблемы с налогами, а это логически приводит к международному большевистско-жидовскому заговору. Позволь задать тебе один вопрос. Ты в Бога веришь?
Таких занудных вопросов Дэнни со второго класса на задавали. Даже Хлоя, которую порой тянет на метафизику, все больше про буддизм и индуизм. Ты веришь в просветление? А как насчет реинкарнации? Макс часто спрашивал Дэнни: кто сотворил Вселенную? Куда мы попадаем после смерти? Вселенная создала себя сама. Мы попадаем в землю, дебил.
— Не то чтобы верю, — говорит Дэнни. — Во всяком случае, не в старика с бородой…
— Это твой окончательный ответ?
— Да вроде да.
— Верно! — восклицает Винсент. — Я тоже. В этом нет смысла. Но я верю, что есть божественный порядок и план. Что у всего есть причина и цель, хотя мы не всегда их понимаем. И все же, честно тебе признаюсь, всякий раз, когда Маслоу заговаривает о вере, меня в дрожь бросает. Впрочем, у него-то, думаю, есть причины верить. Во-первых, потому что с ним это сработало. Во-вторых, потому что, как он говорит, иначе этого не объяснить.
Невероятно, думает Дэнни. Этот парень здесь без году неделя, а уже цитирует Мейера. Как мама.
— Ты ведь знаешь, — говорит Винсент, — что в мире есть два вида людей? Ты ведь это понимаешь?
— Те, кто верит в Бога, и те, кто не верит? — соображает Дэнни.
— Неверно! Би-ип! — Винсент подражает гудку в телевикторине. — Те, кто бегут навстречу любому дерьму, которое на них валится. И те, кто от него убегает.
Дэнни знает, из каких он сам. И только надеется, что Винсент не догадывается. Хотя сегодня вечером… он же пошел к двери, когда услышал разговор шофера с Винсентом. Еще не поняв, кто там. Может, это гормоны играют? Мама говорит, тестостерон. Он слышал, как она говорит каким-то чужим людям, что живет в перенасыщенной тестостероном атмосфере. Это она так убого хвастается. Дэнни терпеть не может ее шуток про его гормоны. Тем более что в глубине души он боится, что их недостаточно.
Винсент кидает Дэнни книгу про Гитлера.
— Тебе она нужнее, чем мне.
Он устраивается на диване поудобнее. Уж не намек ли это, что Дэнни может идти?
— Приятная комната, — говорит Винсент. — Удобная. Так это сюда вы, парни, сматываетесь вечером после ужина?
— Это была папина комната, — говорит Дэнни.
— Я догадался. Вот почему это у вас с мамой вроде как демилитаризованная зона. Она сюда почти не заходит.
— Ей она никогда не нравилась. Даже когда папа здесь жил. Она телевизор недолюбливает. Если ты еще не заметил.
— Так в чем там дело? С твоим папой? Почему они расстались?
Кем он его считает? Как у него наглости хватает? Впрочем, Дэнни понимает, как можно об этом спросить, откуда любопытство. Итак, какие у Дэнни варианты? Первое — сказать Винсенту, чтобы не лез. Второе — сделать вид, что он не знает. Третье — держать себя в руках, мол, ничего особенного, нормальный вопрос. Четвертое — сказать правду и вывалить этому чужаку-скинхеду все семейные тайны.
— Не знаю, — отвечает Дэнни. — Странная история. Мой папа спутался со своей…
— Вот как, — говорит Винсент. — Что-то мне так и подсказывало.
— Что именно? — спрашивает Дэнни.
— Флюиды. Так вы с ним хоть иногда видитесь?
— Мы с ним часто видимся.
— То есть…
— Иногда через выходные. Кроме тех, когда он на вызовах или дежурит в больнице. Маме так даже нравится. Она бы предпочла, чтобы мы вообще не проводили время с папой и Лорейн, Шлюшкой-Лорюшкой. Которой мы тоже не очень-то нужны.
— Понятно, — говорит Винсент. — Шлюшка-Лорюшка. А про меня ваш папа знает?
— Не знаю. — Наверное, лучше было ответить «да». Да, чмо расистское, мой папа знает, кто ты такой и где живешь, он все про тебя знает, и, если ты что себе позволишь, он тут же примчится и тебе покажет.
Дэнни вдруг сам поражается тому, что не рассказал о нем папе. Папа бы всерьез разозлился на маму, и Дэнни был бы нисколько не против. Он был бы только рад, если бы кто-то взрослый ей сказал: так нельзя! Нельзя брать в дом такого типа, селить его с тобой и твоими детьми. Чтобы так напрямик и сказал — от этих вежливеньких зануд, с которыми она работает, такого не дождешься. Люди вроде Мейера Маслоу только и умеют, что онанировать по поводу спасения мира. Иди спасай мир! Пусть стиркой кто другой занимается. А ты приведи в дом нацика, и пусть твои дети спят на грязном белье. Дэнни обижается на отца еще больше — за то, что тот не знает про Винсента, хотя, конечно, глупо винить человека, если он не знает того, о чем ему не рассказали.
Дэнни вдруг понимает, что постирать мог бы и сам. Не в белье дело. Он почему отцу не сказал? Да потому, что, когда дойдет до дела, папа не скажет: Дэнни, Макс, я вас спасу! Пусть мама остается с нациком, а вы живите со мной и с Лорейн. И Дэнни не хочется лишний раз расстраиваться.
Дэнни отлично понял, какой папа на самом деле и что он готов сделать, понял еще в детстве, задолго до развода. Папа никогда не был бестолковым, но по-своему мудрым и любящим отцом из телесериала. Когда Дэнни был маленьким и бежал к родителям спасаться от страшных снов, он довольно быстро вычислил, что папа мог бы покряхтеть или как-то еще дать понять, что он проснулся. Но ему нужно было выспаться.
Утром папе нужно было заниматься своими сердечниками. А усталый врач может кого-то и погубить. Стоило ли рисковать жизнью больного ради того, чтобы просто отвести Дэнни в его комнату? Дэнни отводила мама. А теперь, естественно, Дэнни сам должен вести себя в кровать.
— Я, пожалуй, спать пойду, — говорит Дэнни.
— Давай. Спокойной ночи, — отвечает Винсент.
Часть вторая
Пер. В. Пророкова
Винсент тянет за кончики галстука-бабочки, прикидывает, какова вероятность, что однажды вечером воротник перережет шею и голова отвалится. Маловероятно, но возможно. Все возможно. До чего все это похоже на выпускной в старшей школе. Ждать, пока Бонни оденется — все равно что сидеть в гостиной Надин Возняк, пытаясь убедить ее отца, что в планы Винсента на вечер не входит обрюхатить папочкину драгоценную дочурку.
