Они останавливаются у светофора перед методистской церковью, где уже две недели висит вывеска: «ГРОБНИЦА ПУСТА».
Винсент говорит:
— Гробница. Пустая. Эти два слова не должны существовать в одной фразе. Это что-то пасхальное?
— Я живу в следующем квартале, — говорит Бонни. — Квартал замечательный, дом — не очень. — Имея в виду: не возбуждайтесь и не беспокойтесь, когда будем проезжать мимо величавых особняков в викторианском стиле. Не делайте выводов, пока не причалим к невзрачному двухэтажному каркасному дому, будто перенесенному сюда из другого, захудалого городка.
Переехав сюда с Джоэлом, они любили повторять: замечательный квартал, а дом не очень. Но потом фраза вошла в привычку. Бонни привыкла извиняться за дом и сейчас извиняется — на случай, если гостевая комната окажется скромнее кушетки в гостиной брата-нациста.
Когда Джоэл затеял ремонт, должна была догадаться, что он навострил лыжи. Надо отдать ему должное — он не повесил маляров на нее. Но почему он не сделал этого раньше, когда запущенность была одной из тем приглушенных препирательств, маскировавших истинную проблему — Лорейн? Лорейн — вдова Джеффри, бывшего партнера Джоэла. Джеффри неожиданно умер от инфаркта. А до этого она была вдовой одного из пациентов Джеффри. Лорейн написала об этом книгу — удачные мемуары «Разрыв сердца», рассказ о том, каково пережить смерть двух мужей за короткое время, обоих — от сердечной болезни.
Может быть, Джоэл пригласил маляров, чтобы как-то нейтрализовать предполагаемые истерики Бонни, когда она узнает о его уходе. Но она вела себя героически спокойно, если не считать нескольких стыдных эпизодов с плачем, мольбами и обещаниями исправиться. Пока дом не перекрасят заново — а это, возможно, больше не произойдет, — она будет отмерять время от того ремонта. Метка, как сказали Мейер и Винсент о своих татуировках.
Бонни подъезжает к дому.
— Симпатичная хатка, — говорит Винсент. — Хорошая жизнь.
— Спасибо, — отзывается Бонни.
— Чем занимается ваш муж?
— Бывший. Кардиолог.
— А, понятно, — говорит Винсент.
— Удивлены? — спрашивает Бонни.
— Не знаю, — говорит Винсент. — Я думал, психиатр.
— Это ему нужен был психиатр. — Зачем она это сказала?
— Ну, это очевидно, — говорит Винсент. — Порушил хорошее дело.
Опять она должна сказать спасибо? Бонни отвлекается возней перед выходом из машины. Винсент ждет, когда она подберет сумочку, портфель, вынет ключи, отстегнет ремень. После этого он идет к заду машины и вытаскивает свою сумку. Сумка тяжелая. Бедняга устал. У него был трудный день. Винсент ловит на себе взгляд Бонни.
— Книжки, — объясняет он.
Ну да. «Протоколы сионских мудрецов», «Майн кампф», «Дневники Тернера». Присутствие Винсента так ее напрягает, что она входит в свой дом словно в чей-то чужой.
— Кто дома? Макс? Дэнни? Ребята? — А мысленно репетирует: «Дети, это Винсент Нолан. Он приехал работать в Фонде. Поживет у нас несколько дней, пока не найдет квартиру». Очень бодро, все по делу. Больше пока не спрашивайте.
Но опробовать это сейчас не на ком. Она зовет их по именам. Кажется, обоих нет. Ну и что? Максу двенадцать лет. Дэнни шестнадцать. Мало ли где они могут быть этим приятным, не по сезону летним вечером. Играют в баскетбол. Идут по Мейн-стрит, съесть по биг-маку перед ужином. Бонни стучит по деревянным перилам. Что-то плохое вряд ли могло случиться. Это первое, что ей приходит в голову. Но, по крайней мере, она может тревожиться в одиночку. Ее жалкие материнские страхи всегда раздражали Джоэла.
Она возвращается на кухню и видит, что Винсент все еще стоит у двери.
— Ой. Извините, — говорит Бонни. — Давайте, покажу вашу комнату.
— У вас все нормально? — спрашивает Винсент.
Бонни говорит:
— А что? Конечно. Все в порядке. Просто не знаю, где ребята.
— Развлекаются в городе? — говорит Винсент.
— Наверное. Вы проголодались? Попить хотите?
— Может, потом. — Сумка по-прежнему в руках у Винсента.
— Пойдемте, — говорит Бонни. — Сюда.
Винсент ждет, когда Бонни поднимется на несколько ступенек — может быть, чтобы не оказаться лицом прямо напротив зада Бонни. Лицом. К ее заду. Вот какие четыре слова не должны существовать в одном предложении.
И почему Мейер не направил его в отель хотя бы на первую ночь? Она разобрала бы гостевую комнату, это нагромождение семейного хлама, сваленного в помещение, предназначенное для жизни, ни разу не поселившейся там. Каких гостей они с Джоэлом собирались селить там на ночь? Друзей из города? Эти дружбы отвалились вскоре после их переезда сюда. Даже родители Джоэла из Ла-Хольи останавливались в Манхеттене, а сюда приезжали на день.
Бонни и Винсент стоят в дверях, созерцая груды ящиков, старой одежды, бумаг, больших пластиковых пакетов, набитых детскими игрушками. Бонни могла бы предвидеть этот тревожный ком в груди от мысли, что чужак будет спать в комнате с вещами, из которых выросли ее дети. С их младенческими фотографиями. Она думает, что Винсент будет их обижать? Это спросил бы Мейер. А где-то, сказал бы он, есть мать с младенческими фотографиями Винсента.
— Извините за кавардак, — говорит Бонни.
— Ну что вы, — отвечает Винсент. — Вы бы видели, в какой берлоге я жил. И кавардак был не мой. Я, в принципе, человек аккуратный…
— Приятно слышать, — говорит Бонни. — Я принесу вам постельное белье. А если вам надо что-то переставить…
— Я осторожно, — говорит Винсент.
— Ванная в конце коридора. У вас будет общая с мальчиками. — Бонни произносит это с трудом, преодолевая отвращение. — Вам я оставлю темно-синее полотенце. Там только одно такое, так что не перепутаете…
— Не перепутаю, — обещает Винсент. — Это замечательно. Мечтаю о душе.
А ей о чем мечтать? Когда же наконец вернутся мальчики. Тогда она успокоится, и вечер пойдет своим чередом. Она почитает, посмотрит телевизор. Дэнни уйдет в свою комнату. Макс иногда соглашается поваляться рядом на диване.
Надо было уступить Винсенту дом, а с детьми уехать в мотель. Может быть, там ей было бы уютно. Здесь — определенно нет. Слава богу, спальня ее в другом краю дома. И ванная хотя бы своя. Все могло быть хуже. Одну ночь она выдержит.
Она идет к себе в комнату и ложится, не сняв туфли. Неубранная кровать усиливает ощущение вялости, и Бонни еще больше жалеет себя. Она закрывает глаза и пробует успокоиться, отвлечь себя планами на завтра. Им с Мейером надо провести совещание: как поможет засветиться фонду история с Ноланом. И как заодно помочь ему самому.
Бонни встрепенулась. Неужели уснула? Дети дома? Нескладно, если Винсент встретился с ними, пока она дремала наверху.
