Винсент поднимает стекло — отгородиться от басов сальсы. В кабине сразу становится жарко. Он опускает стекло.
— Извините за кондиционер, — говорит Бонни. — Я собиралась его починить, но кто бы подумал, что он сейчас понадобится? Ведь только апрель…
— Глобальное потепление, — говорит Винсент. — А я и ненавижу кондиционеры. Читал, что эти охладители — прямо чашечки Петри для респираторных вирусов.
Бонни не отступает:
— Так вы говорили, почему вступили в ДАС?
Глядя вперед, Винсент говорит:
— У меня был тяжелый период.
Тяжелый период. Сейчас он скажет, как он страдал от заниженной самооценки и как его третировали в детстве.
— У многих бывают тяжелые периоды. И они не…
— Тяжелые, как в книге Иова, — говорит Винсент. — Я потерял работу, меня бросила девушка. На работе у меня была… неприятность, чуть до суда не дошло, но, к счастью, обошлось.
Какая неприятность? Какой суд? Бонни напоминает себе спросить позже.
— И вы присоединились к обществу ненавистников?
— Правильно. Слушайте… если у вас по-настоящему тяжелый период, и кто-то сказал вам что-то такое, что все поставило на места и сделало осмысленным?
Да, у Бонни он был. И она пошла работать к Мейеру. Но это не то же самое, что вступить в ДАС.
Чувство причастности, объяснение, как устроен мир — конечно, этого все желают. Когда Бонни пытается понять, как человек становится нацистом, — другого объяснения она не находит. Но обращение обращению рознь. Важно, в кого ты превращаешься, что ты делаешь, во что веришь. А во что верил Винсент Нолан? Чем помогло ему убеждение, что евреев надо убивать, а афро-американцев отправить обратно в Африку? Если он в это верил. Или верит. Есть ли способ вежливо об этом спросить?
— Да и не на расовой ненависти там замешано. Я говорил — больше на ненависти к правительству. У меня в семье были неприятности с Налоговым управлением США.
— Что произошло? У вас провели проверку? Поэтому вы вступили в ДАС? — Бонни слышит, что вопрос прозвучал резко, и уже сожалеет об этом.
Винсент повернулся к ней, и, к счастью, движение на дороге остановилось, потому что Бонни не в силах отвести от Винсента взгляд. Словно они так давно знакомы, что она может смотреть ему в глаза, не мигая. Хотя лицо его попорчено, посечено годами гнева, разочарования, скукой и дружбой с алкоголем, вид у него мальчишеский. Из-за этой ли миловидности Бонни ни разу не почувствовала страха, даже в кабинете, когда наконец поняла, кто он?
Он говорит:
— Не стоит вам рассуждать о том, чего не знаете.
Предупреждение? Или совет? Или совет-предостережение? Мейер мог бы объяснить, в каком смысле это сказано.
— Извините, — единственное, что она может ответить. Второй раз она вынуждена извиняться, и это не к добру.
— Нет, это вы меня извините, — говорит Винсент.
Очередная пауза. Но вот — милостив все же Бог — машины тронулись. Бонни от радости, что можно ехать, чуть не врезается в передний автомобиль и бьет по тормозу. Винсент говорит:
— Вы замечали, что у мужчин и женщин разная манера вождения?
— Да, — отвечает Бонни. — Так говорят. Мужчины не любят спрашивать дорогу.
— Как это? — спрашивает Винсент.
Он что — Рип Ван Винкль? Где он был последние двадцать лет? Хотя понятно. «Мужчины с Марса, женщины с Венеры»
[15] вряд ли бестселлер в «Арийском отечестве». А может, просто не мог удержаться от обсуждения ее шоферских навыков.
— Женщины защищают то, что у них есть, — говорит он. — А мужики всегда хотят того, что есть у тебя. Это территориальный инстинкт. Поэтому женщины и не затевают войн.
А Индира Ганди? Маргарет Тэтчер? Эта реплика вызывает у Бонни протест. Вот уж чего она не хочет обсуждать с этим мужчиной. Да и с любым. Она терпеть не может, когда они начинают высказываться о женщинах. Чувство такое, что это флирт и критика в одной аккуратной упаковке.
— Человеческий инстинкт. Все просто. Никуда от него не денешься, — говорит он ей с улыбкой. Вероятно, доволен, что перестали обсуждать его пребывание в ДАС.
— Хотите сказать, это запрограммировано? — говорит Бонни.
— Не люблю это выражение, — говорит Винсент. — Запрограммировано.
— Знаете, я тоже. Если подумать. — Бонни показывает на щиток. — Кстати, о программах, что это означает?
— Требуется обслуживание? Ничего. Подрегулировать карбюратор, да хоть через тысячу километров.
Через тысячу километров? Бонни счастлива. Затор ее не пугает — лишь бы это не был и затор, и поломка. А вот уже… смотрите! Показались ворота дорожного сбора. Она переходит на полосу к электронным воротам E-ZPass.
— Этот транспондер — жутковатая штука, — говорит Винсент. — Они могут проследить каждое ваше движение.
— Пусть себе следят, — говорит Бонни. — Я еду домой к детям.
Как будто если сказала, то так оно и есть. Открывается вид на мост. Даже после стольких лет, прожитых в Клермонте, Бонни по-прежнему любит проезжать по Таппан-Зи. На мосту она чувствует себя водоплавающей птицей, словно разгоняется по воде перед взлетом.
— На этих мостах, — Винсент старается перекричать теплый ветер, врывающийся в окна. — На них всегда при въезде дежурит человек, круглые сутки. Вся его работа — сесть за руль вместо водителей, которым страшно ехать над водой.
— В самом деле? — кричит в ответ Бонни.
— Я сам так чувствовал когда-то. Не один год. А потом ушло.
Изумительно. Неонацист с фобиями. И неврастеничная мамаша двоих детей. Бонни и Винсент прямо созданы друг для друга.
Когда они сворачивают на 9W, Винсент, подавшись вперед, с настороженностью суслика разглядывает окрестность, дорожные указатели его будущего. Трогательно — как он почти шмыгает носом при виде каждой достопримечательности: заправочной станции, супермаркета, магазина «Садовод».
— Клермонт, — говорит Винсент.
— Бывали здесь? — спрашивает Бонни.
— Кажется, раз. На каком-то… празднике пожарных. Давно. Еще до…
— Каждый июль. — У Бонни пробегают мурашки от мысли, что Винсент со своими дружками-расистами болтались вечером в городе, надувшись пивом.
Они проезжают свечную лавку, антикварный магазин, кафе органического питания, и с каждой минутой район предстает все более чистеньким, буржуазным, благополучным. Улицу переходит афро-американская чета с ребенком в ультрасовременной колясочке. Когда рядом едет скинхед, видишь все это особенно свежим взглядом. Ну, извините! Ей нравится то, что она видит — разнообразие, мелкий бизнес, старающийся остаться на плаву, красивые дома, семьи, которые хотят для своих детей всего самого лучшего и не чувствуют потребности зажечь крест на дворе у человека, не похожего на них.
