Но все же Бонни — мало ли, чего хочет Дэнни, — считает, что надо воспользоваться возможностью и сказать этим мальчикам и девочкам что-нибудь полезное. Полезное? А что именно? Любите друг друга? Будьте хорошими? Будьте добрыми? Нет, тогда Дэнни до конца жизни не будет с ней разговаривать.
Наверное, Винсент чувствовал себя примерно так же перед речью на благотворительном ужине. И блестяще справился. А ведь он был почти при смерти. Винсент — он не просто парень, который поколотил своего брата и смылся. Винсент — луч света, который поможет ей пройти по этому каменистому пути.
— Доброе утро, милый, — говорит Бонни.
Дэнни в ответ только нечленораздельно хмыкает.
Туг спускается и Макс, мгновенно оценивает ситуацию и насыпает себе в миску хлопьев. Старший брат жжет его взглядом — что это он вдруг ставит молоко обратно в холодильник, к мамочке подлизывается?
— Я подожду в машине, — говорит Макс.
— Я впереди поеду! — говорит Дэнни.
— Да конечно, — говорит Макс.
Дэнни идет за рюкзаком. Во всяком случае, Бонни на это надеется.
— Ты помнишь, что мне нельзя опаздывать? — слабым голосом кричит она ему вслед. После чего — все равно делать больше нечего — идет к машине, где на заднем сиденье уже ждет Макс.
Бонни смотрит на часы. Может, позвонить в школу и предупредить, что она задерживается? Но сегодня выпускной. А в школу и в обычный день не дозвониться.
Когда ей кажется, что голова вот-вот лопнет, Дэнни открывает дверцу и садится — как можно дальше от нее.
— Поехали, — говорит он, — а то опоздаем.
— Шутишь? — отвечает Бонни.
Они выезжают на дорогу, и Бонни понимает — Дэнни хочет что-то сказать.
— В чем дело? — Обычно Дэнни отвечает: «Ни в чем».
Но сейчас он говорит:
— Можно тебя спросить?
— Спрашивай!
Есть, конечно, вероятность, что спросит он о том, о чем Бонни говорить не хочет. Как так получилось, что Винсент от тебя сбежал? Как получилось, что папа от тебя сбежал? Что ты собираешься сказать в своей речи?
— Как ты думаешь, Винсент вернется? — говорит Дэнни.
— Хороший вопрос. — Но прежде, чем ответить, Бонни нужно восстановить дыхание. — Не знаю. Но не могу поверить, что он исчез навсегда.
Бонни чувствует, что Дэнни разочарован. Она хотела бы его успокоить, но больше нечем. И с каких это пор она стала специалистом по Винсенту? Она уже доказала, причем не раз (о многом Дэнни знать не следует), что она мастер понимать Винсента совершенно неправильно.
— Хотите, кое-что странное скажу? — спрашивает Бонни.
— Что? — Дэнни явно неинтересно, что такого странного может сказать мама.
— Я все вспоминаю собаку, которую вы с папой купили в торговом центре. Она убежала, а я еще долго по ночам прислушивалась — а вдруг вернется?
В последнее время Дэнни ведет себя так, словно любое упоминание о его детстве — это оружие, которое Бонни использует против него. Будто пытается сделать из него малютку или доконать своим занудством. Но сейчас он поворачивается к ней и явно искренне, с восторгом восклицает:
— Это же охренительно удивительно!
— Что за выражения? — говорит Бонни. — Что удивительно?
— Я тоже об этом думал. Па-па-па-па… — Дэнни напевает мелодию из «Сумеречной зоны»
[70].
Какой же Дэнни еще юный и наивный, любое совпадение воспринимает как знак свыше. Сначала дети верят в Санта-Клауса, потом — в паранормальные явления. Когда Бонни перестала во все это верить? Нет, во что-то она еще верит. В Мейера, например. В фонд и цели, к которым они стремятся. Верит: если ты хочешь делать добро, это уже сокращает количество зла в мире. Верит, что Винсент стал лучше, пока жил с ней и с детьми и работал в Вахте братства.
— Знаешь, — говорит она, — когда ты был маленький, ты все время читал мои мысли. Мы с тобой ехали в машине, и стоило мне о чем-то подумать, ты вдруг ни с того ни с сего начинал об этом говорить.
Так было. Бонни точно это знает. И раз она об этом помнит, значит, это время не потеряно. Эти годы были и есть. Их жизни текли вместе. Этот человек зародился внутри нее. Никого не может быть ближе. Бонни сосредотачивается на дороге — во-первых, чтобы не попасть в аварию, а во-вторых, чтобы не грузить Дэнни своими эмоциями.
— А сколько мне тогда было? — спрашивает Дэнни.
— Лет семь-восемь, может, чуть больше.
— Какие же мысли я читал? — спрашивает Дэнни. — Что именно я выбирал?
Бонни задумывается.
— Вот как глупо — не могу вспомнить.
— Здорово… — говорит Дэнни.
— А знаешь, что я помню? Я помню, мне было стыдно перед этой собакой, потому что я разозлилась на вашего папу за то, что он купил этого явно психического щенка из торгового центра. Будто он купил его специально, чтобы меня разозлить. А когда пес убежал, и вы так огорчились…
— Папе нравилось тебя злить, — говорит Дэнни.
— Правда? — говорит Бонни.
И почему она считала, что у нее паранойя, ведь даже ребенку это было понятно!
— Я помню собаку, — говорит Макс.
— Откуда тебе помнить? Ты тогда и не родился еще, — говорит Дэнни.
— Я тогда уже родился, кретин, — говорит Макс.
— Заткнись! — говорит Дэнни.
— Я тогда родился или нет? — спрашивает Макс.
— Конечно, родился, — отвечает Бонни.
— Я тоже думал об этой собаке, — говорит Макс.
— А вот это правда странно, — говорит Дэнни.
— Почему? — отвечает Бонни. — Мы же одна семья. Сколько всего вместе пережили. Естественно, что мы думаем об одном и том же.
Но даже Макс не хочет думать о том же, о чем и мама.
— Ну хорошо, — говорит Бонни. — Вот как получается. Пес был последним, кто убежал. Тогда. Сначала пес, а теперь — Винсент.
Отец в счет не идет. Они заранее знали, что он уходит, хотя это было как медленная смерть, а она когда наконец приходит — это все равно потрясение.
— Только знаете что, — говорит Бонни, — по-моему, не совсем справедливо сравнивать Винсента с собакой, которую воспитали так, что она не умела сосуществовать с людьми.
По ночам Бонни лежит и прислушивается, не идет ли Винсент, но она не хочет, чтобы они об этом знали. Она хочет задать сыновьям только один вопрос: они верят, что он вернется?
— Можешь высадить нас здесь, — говорит Дэнни.
