Все смотрят на Мейера. Надеются, что он не струсит. Разве он не доказал свою смелость? Пережил войну, потерял всех родных, пять раз был на волосок от смерти. Он работал как вол, написал три книги, прожил на этой планете семьдесят лет для того, чтобы сидеть здесь и слушать, как настырный адвокатишка дает ему нагоняй. Но Эллиот заботится о фонде, напоминает себе Мейер. В том, что случилось, вины Эллиота нет. Он хочет помочь.
Эллиот говорит:
— Есть какие-нибудь новости? Наш друг мистер Нолан с кем-нибудь связывался?
— После инцидента в студии его никто не видел, — говорит Роберта.
Это Роберте приходится находить отговорки, когда звонят журналисты узнать про Винсента. И оказалось, что Роберта справляется куда лучше, чем все ожидали. Бог его знает, что она рассказывает. Но пока что это срабатывает.
— Спасибо, Роберта, — отвечает Эллиот. — Это мне и так известно. Не хотелось говорить, но приходится: я вас предупреждал. На том самом благотворительном ужине. Впрочем, видимо, было уже поздно. Надо было поднять этот вопрос сразу после того, как я познакомился с Ноланом у Мейера. Честно признаться, я с первого взгляда понял — хлопот с ним не оберешься. Мне не раз приходилось быть государственным защитником. Но как же вы, Мейер, такой тонкий знаток человеческой природы, этого не поняли? Этот тип — непредсказуемый. Он психопат. Рано или поздно он должен был на ком-то сорваться.
— Позвольте уточнить, — устало говорит Мейер. — Винсент не сорвался. Он защищал меня. Во всяком случае, думал, что защищает.
Эллиот вздыхает.
— Мы все знаем, что произошло. Винсент продолжал жестоко избивать своего брата и когда вас уже не надо было защищать. Не нужно быть Кларенсом Дэрроу
[69], чтобы убедить в этом присяжных, особенно если они затребуют полную запись, а не ту выхолощенную чушь, которую пустили в эфир, когда продюсеры решили, что это все-таки не Херальдо, и не стали лезть на рожон.
— Прошу прощения, — говорит Роберта, — но мы здесь, в окопах, очень рады «выхолощенной чуши». Эллиот, вы понимаете, как бы это сказалось на фонде, если бы показали все как было? Если бы наши благотворители увидели, что произошло на самом деле? Да, и на всякий случай довожу до вашего сведения, что после выхода программы книга Мейера вышла в «Амазоне» на восемьдесят четвертое место.
Она права. Покажи Чендлер всю драку, Бонни было бы очень нелегко собирать деньги на программу «К сердцам». Да и сейчас еще велика вероятность, что сплетни дойдут до Лоры Тикнор. Не говоря уже о том, что будет, если Винсент не объявится.
Мейеру неприятно, что Роберта упомянула о книге. Да, ему хотелось, чтобы были и продажи, и внимание. Но теперь ему стыдно за свое честолюбие — слишком высока цена, которую пришлось заплатить. Как это они не подумали, что появление Винсента у Чендлера может вызвать тени из прошлого. Не подумали? Он-то об этом думал. Мейер сам это допустил.
— Признаю свои ошибки, — говорит Эллиот. — Что такое сломанная челюсть по сравнению с бестселлером?
Стрелы Эллиота направлены на Роберту, но попадают и в Мейера. Вот до чего дошло — какой-то нравственный пигмей смеет под видом юридических советов учить его жизни.
Мейер говорит:
— Эллиот, прошу вас. У меня нет ни времени, ни терпения выслушивать упреки от мастера по преступным небрежностям.
У Эллиота аж дыхание перехватывает. Мейер тут же жалеет, что сказал это. Эллиот работает у них бесплатно. И теперь, если Реймонд подаст на них в суд, они могут вообще остаться без адвоката. Эллиот пытался доказать, что он человек с принципами и совестью, а не пародия на юриста, а Мейер одной фразой все порушил.
— Послушайте, Мейер, я понимаю, когда этот тип на вас полез, вам, наверное, было худо — возраст почтенный, и пережили вы немало. И вспомнилось то, что вы предпочли бы не вспоминать. Но это было тогда, а мы говорим о сейчас. Ваш друг-нацист разбил человеку нос и сломал челюсть. И иск может быть очень внушительный — хватит, чтобы разорить ваш фонд.
Если Мейер не положит этому конец, будет только хуже, и в конце концов Эллиот уйдет, хлопнув дверью: мол, выпутывайтесь сами. Мейер, Бонни и Роберта уставились в свои блокноты, делают вид, что что-то записывают, им главное — не смотреть в глаза друг другу и Эллиоту.
Советоваться с Бонни нет смысла. После истории на «Шоу Чендлера» она не в себе. Психует из-за Винсента. Как и все. Но, когда звонит телефон, Бонни подскакивает выше всех. Похоже, Айрин была права, когда говорила, что между этими двумя… что-то есть. И зачем Бонни было в такое ввязываться? Видно правильно говорят, что женщины думают гормонами.
Бонни наказала Аните, чтобы в приемной, если Винсент позвонит и попросит ее, соединять непременно, несмотря ни на что. Иначе она бы сюда не пришла. Сидела бы в своем кабинете и караулила телефон.
— Никто от него ничего не слышал? — спрашивает Бонни. Ей даже не удосуживаются ответить.
Похоже, Чендлер опросил всех своих сотрудников, но так и не выяснил, как Винсент сумел проскользнуть мимо охранников и покинуть студию. И никто не знает, как Винсент к тому времени, когда Бонни с сыновьями вернулась домой, успел заехать к Бонни, забрать свои вещи и исчезнуть, уничтожив все следы своего там пребывания. Взял такси? Куда поехал от Бонни? В полиции не идиоты сидят — объявлять его в розыск они отказываются. Полицейские Винсента искать не будут — если только Реймонд не подаст на него в суд.
Мейеру проще, чем остальным, понять, почему Винсент исчез. Мейер знает, как это важно — вовремя скрыться. Сам он выжил благодаря тому, что научился заползать в щели. Так что Винсента он за это уважает, пусть все и переживают, пусть Винсент ведет себя безответственно, эгоистично, по-мальчишески, пусть фонду это может навредить.
Мейер скучает по Винсенту. Ему хотелось бы, чтобы Винсент был здесь. Мейер строго отчитал бы его за жестокость. Но кто-то должен был вмешаться. Реймонд готов был наброситься на Мейера. Напрасно только Винсент челюсть ему сломал.
Мейер с удивлением замечает, что нарисовал у себя в блокноте нечто, отдаленно напоминающее человеческое ухо. Зашифрованное послание от его подсознания. Непременно нужно проверить слух. Потому что он воспринимает только обрывки того, что говорит Эллиот, у которого сквозь бубнеж из предупреждений и жалоб прорываются нотки тревоги и даже злобы.
— Травмы… повреждения… — В свой магический кристалл Эллиот видит готовую к бою армию адвокатов, обещающих Реймонду и его жене златые горы. Уже пошли угрозы подать в суд на «Шоу Чендлера», на телекомпанию, на Вахту братства. Акулы зашныряли вокруг — голодные, рьяные.
Или Мейер не может слышать потому, что не хочет слушать, как Эллиот повторяет: «Как ваш юрист, я обязан предупредить вас, что это может стоить очень дорого».
О чем он? О гонораре адвокатам? Какой-то юрист собрался заработать на очередной BMW, вчинив иск некоммерческой организации или защищая ее от панка-нациста, которому разбитый нос и свернутая челюсть изуродовали красивое лицо, тем самым понизив его возможности заработать на жизнь? Чего ради этот тип пришел на «Шоу Чендлера» и угрожал Мейеру, никто его туда не звал.
