– Чё ты начинаешь опять? – капризно затянула высокая.
Шансы Байгозина на приватную беседу в гримерке печально повисли, как флаг в безветренный день. Магия женской привлекательности исчезла от короткого «чё», а Танечка, обычно такая покорная и услужливая, упрямо вросла в пол. Даже у тренеров номер один случаются неудачные дни. Байгозин вздохнул, нахмурился и капитулировал:
– Наташенька, ты уж извини, дела…
Оставив поклонницу оплакивать индивидуальную скидку, он подхватил Таню за тонкий локоть и потащил за собой. Мужчинам подобной комплекции нечасто удается найти девушку меньше себя, и с этой точки зрения Танечка была несказанной удачей. С ней даже Байгозин мог почувствовать себя Тарзаном, перекинув тщедушное тельце через плечо. Впрочем, прежде ему этого делать не требовалась: Тане хватало весомого слова или снисходительного взгляда, коих у Байгозина было в избытке. Сегодня же девочка вздумала бунтовать и будто сама напрашивалась, чтобы ей указали на ее место.
– Как это понимать? – Байгозин втолкнул недодекабристку в тесную, пропахшую табаком комнатушку. Никто здесь не курил уже, наверное, неделю, но банка из-под шпрот, служившая пепельницей, стойко источала смертельные для лошадей ароматы.
– Списки надо подать до… – начала было Таня, но Байгозин не привык, чтобы ему морочили голову.
– Ты прекрасно знаешь, что это формальность. Подождали бы эти чертовы списки!
– Хорошо. – Таня предусмотрительно шагнула в сторону. – Она на тебя вешалась! И ты с этой скидкой… Сам же говорил: больше мы в эту глухомань не поедем!
– Ревнуешь, значит, – удовлетворенно отметил Байгозин.
– А что, у меня нет повода?
– Танюша, милая моя девочка. – Он шагнул к ней, провел короткопалой ладошкой по веснушчатой щеке, а после похлопал небрежно. – Это все так, по работе. Им ведь надо в кого-то верить, людям нужен харизматичный лидер. Я не могу лишать их внимания только потому, что тебе это не нравится.
– А спать с ними – тоже по работе?
– Что за глупости! Я люблю только тебя. – Опытные тренерские пальцы прошлись по рыжим волосам, пробежались по тонкой девичьей шее и подцепили верхнюю пуговицу.
– Коля… – прерывисто вздохнула Таня.
– Я только твой, моя хорошая, – голос Байгозина растекся горячей карамелью. – И просил же: не называй меня Колей. – То ли наказывая, то ли лаская, мужчина сжал аккуратную грудь.
– Ник, – тут же исправилась Таня. – А если кто-то войдет?..
– Ты стыдишься нашей любви? – Он прижал ее к столу. – Я виноват. Этот тур… Тебе меня не хватало, да? Прости, моя хорошая…
Звякнула пряжка ремня, со стуком попадали на пол сувенирные ручки «Женское счастье». Даже если бы кто-нибудь и надумал заглянуть в гримерку в этот момент, он быстро нашел бы занятие получше, едва заслышав характерное сопение и ритмичные жалобные стоны столика, не рассчитанного на подобное надругательство.
Таня поправила юбку и, пока Байгозин с сытым видом возлежал на дерматиновом диванчике, склонилась перед зеркалом. Было ли ей стыдно? Вне всяких сомнений. Могла ли она поступить иначе? Вряд ли.
Она встретила Николая Байгозина четыре года назад, еще в институте. Училась на маркетолога в Уфе, когда он приехал читать лекции. И нет, в образовательную программу они не входили, просто по выходным декан приторговывал поточными аудиториями. За первые два курса Таня повидала разных преподавателей. Молодых и красивых, старых и дряхлых, умных и харизматичных или занудных бормотал с конспектами. Байгозин отличался от всех. Если бы его фотография попалась Тане где-нибудь на сайте знакомств, она бы даже не зацепилась взглядом. Но его голос, его бешеная энергия… Он творил с аудиторией странные вещи: заводил, заставлял смеяться, плакать. Лепил, будто из пластилина, все, что вздумается.
Таня и слушать-то сначала не собиралась, подружка затащила. Мол, очередной лошпед со своим очковтирательством на тему «как стать счастливой и уверенной в себе женщиной». Звучало как идиотизм высшего разряда, чего бы не сходить поржать? Таня смотрела на восторженных полубезумных девиц, наводнивших аудиторию под завязку. Они перешептывались с таким пиететом, что Таня ожидала по меньшей мере плода генетических экспериментов по скрещиванию Брэда Питта с Вассерманом. «Он такой… Невероятный!», «Он просто раскрыл мне глаза…», «Я третий раз на эту лекцию… До слез…» И когда на кафедру поднялся невзрачный мужичонка в очках и с покатым, почти отсутствующим подбородком, эдакий пробник человека из хлебного мякиша, Таня готова была расхохотаться. Внимания в нем заслуживал только модный синий пиджак, но с тем же успехом можно было приволочь в аудиторию вешалку: на ней хотя бы нет оспин от ветрянки.
А потом Байгозин раскрыл рот, и что-то вдруг изменилось. Вот он – несет какую-то приветственную ахинею, и вот – Таня ломится к нему за автографом с остальной толпой. Она не помнила, что именно он говорил, но все ее тело ломило от чувства какого-то обновления, перерождения. Хотелось рыдать и хохотать одновременно, щеки были мокрыми от слез, колени гудели. Он любит ее, любит всех! Так сильно, как ее никто никогда не любил! Он дает им свою энергию, наполняет теплом и верой в себя, и сразу мир вокруг кажется таким ярким, свежим и чистым, будто Таня сняла наконец старые пыльные очки.
В тот день Байгозин выделил из толпы ее, Таню. Может, всему виной апельсиновая макушка, может, он и правда почувствовал в Татьяне внутренний стержень и безграничные возможности. По крайней мере, так он сказал ей. Пригласил в ресторан. Не в какую-то придорожную тошниловку – в ресторан. Был так мягок, так обаятелен… Таня ничего не ела, просто сидела и слушала затаив дыхание, а он читал ее как раскрытую книгу, и ей казалось, что он знает о ней все, понимает лучше, чем кто-либо другой, лучше даже, чем она сама. Слова не имели значения, куда важнее был его голос. Он проникал в самое нутро, выковыривал страхи, нащупывал самые интимные, самые эрогенные зоны. Байгозин стал ее первым мужчиной, и Тане казалось, что в этом была не ее щедрость, а его, Николая. Не какой-то там сопляк-второкурсник, а Он Сам. Байгозин. Нашел ее, заблудшую, глупенькую, ничего не понимающую в жизни, обогрел, просветил и сделал своей. И в ту секунду Таня отчетливо осознала: она его не заслуживает. И уж точно не встретит никого лучше. Где она – нескладеха-пигалица и где он – величайший женский психолог. Он ведь мог бы выбрать любую из сотен, а выбрал ее. И Таня плакала навзрыд, обнимая коленки, потому что не верила до конца своему счастью.
– Может, поедешь со мной в Москву? – спросил он тогда, небрежно чертя пальцем вдоль ее позвоночника.
– А институт? – выдохнула она – и тут же поняла, какую сморозила глупость. Какой институт, когда сам Байгозин зовет ее к себе?
– Милая моя девочка. – Он закинул руки за голову и посмотрел на нее, прищурившись. – Ты хочешь еще три года потратить на никому не нужный диплом, а потом похоронить себя в офисе? Или реально построить свою жизнь, начать зарабатывать и увидеть всю страну с высоты птичьего полета? Танечка-Танечка… Не разочаровывай меня…
