– Самой по себе идеи недостаточно, нужен еще доступ. Вот вопрос, который мне никто так никогда и не задал: от кого мы их получаем и в какое царство они нас отсылают?
– Мы получаем их от своих предков, – сказал Алехандро.
– Ты думаешь о доступе и забываешь о царстве. А вот наше собственное царство не сегодня завтра покроется лагерями, где начнут сжигать людей.
Я попыталась описать Алехандро де Йепеса через трех главных персонажей в его юной жизни, живших теми же устремлениями, что и он сам. Почему некоторые рождаются для того, чтобы взять на себя бремя других, так что их жизнь превращается в череду сражений, каждое из которых и есть принятие этой ноши? С той поры и битвы, и ноша лепят из них вождей, за которыми войска или братья пойдут куда угодно, хоть сквозь врата ада. Однако груз человеческих душ не ведает пределов кладбищенской ограды, потому что мертвецы тоже часть народа, доверенного этим удивительным личностям, и эта чудовищная тяжесть царства усопших, эта жгучая обязанность отвечать на зов и есть то, что мы называем «жизнь мертвецов» – жизнь немая и пламенеющая, более насыщенная и изумительная, чем прочие, и некоторые живущие соглашаются стать ее посланцами.
Сыны! На земле и на небе!
Сыны! Ради мертвых своих живите!
Братья! Предстаньте нагими!
Братья! Пусть ваша честь нас обяжет!
Книга битв
Битва
Чем эта война отличалась от предшествующих?
Получилось так, что Запад больше не знал своих мертвецов, может, потому, что слишком постарел и приближался к пределу, которого не желал видеть, а может, исчерпал свою мечту и искал ей замену. В любом случае ему не хватало шепота мертвецов, без которого никто не может жить достойно, – кто назовет подобающим существование, не получившее доступа к наследию?
Что до меня, мне с самого начала казалось, что исход битвы решится радикальным переписыванием грез истории. Никогда еще убийство не было так близко к тому, чтобы восторжествовать над поэзией.
Убийство
Жизнь Алехандро де Йепеса началась с убийства его близких, продолжилась насильственной смертью его покровителя и защитника, и он с полным основанием предчувствовал, что ему предстоит пережить и другие преступления. Зато он не знал, что его собственная история имеет свои истоки, возникшие задолго до того, как он увидел свет, – в давнем убийстве, участники которого были ему неизвестны.
Благодаря тому, что убил он не ради наживы, не ради власти, а лишь в силу смутного предчувствия, что его жертва послана дьяволом, этот убийца занимал особое место в цепи судьбоносных убийств, и оставалась надежда, что совершенное им могло оказаться благодеянием.
Возможно ли вообще уклониться от неотвратимости убийства? Надежда и ужас – все это предначертано заранее. Существуют лишь рассказы, лишь вымыслы, и я не стремлюсь узнать их прежде времени.
Темнее ночи
Уже больше двух часов пополуночи, а Алехандро де Йепес с высоты башни своего замка смотрит, как во тьме падает снег. Его только что разбудили, и он не уверен, что понимает происходящее.
– Как давно пошел снег? – спросил он.
– Два часа назад, – ответил Хесус. – За два часа выпало два метра.
– Два метра, – повторил Алехандро. – И ты говоришь, что эти люди пришли, не оставив следов?
– Наши часовые стоят так плотно, что муравей не проскользнет. К тому же ни один человек не может пройти по такому снегу. Не знаю, как они добрались, но точно не по дороге.
– По небу? – спросил он.
– Не знаю, – сказал Хесус. – Они вдруг появились перед нами в большом зале, и один из рыжих, заметив, что сожалеет о снеге, заявил, что ему нужно поговорить с генералом де Йепесом. – Он потер лоб. – Я знаю, мой генерал, с моих слов все кажется странным. Но я готов жизнь прозакладывать, что они не враги.
– Где они сейчас? – спросил Алехандро.
– В подвале, – ответил Хесус. – Так попросил рыжий. Должен заметить, полное впечатление, что он здесь все знает.
Они посмотрели друг на друга.
– Должен ли я велеть им подняться? – спросил Хесус.
– Нет, – ответил Алехандро, – я сам спущусь. – И добавил, развернувшись: – Что-то не так с этим снегом.
– Он падает не как обычно, – сказал Хесус.
Подвал простирался под всем замком. Это было гигантское помещение, освещенное факелами, которые интендант в свое время установил между рядами бутылок. На посыпанном песком глинобитном полу Луис вычерчивал граблями разные фигуры – как подсказывало ему сиюминутное настроение. Они оставались нетронутыми, когда на другой день он ступал по ним, что являлось отнюдь не единственным чудом этого места. Не обязательно быть архитектором, чтобы понять, что целый замок не мог стоять на подобной полости, лишенной всяких опор. Передвигаться там можно было по проходам между старинными медными стеллажами, но никто не знал, когда они были сооружены, да и сама расстановка вин оставалась загадочной. Луис убирал врученную ему бутылку в определенное место, а назавтра находил ее совсем в другом углу. Единственные бутылки, которые можно было без помех доставать из их гнездышек, располагались в конце последней линии, в самой глубине подвала, там, откуда он и взял петрюс на шестнадцатилетие Алехандро. И наконец, в некоторых случаях дверь в помещение оставалась закрытой, а когда она снова открывалась, все там было изменено, и только красота оставалась неизменной. Какой бы факел Луис ни зажег, от него струился радужный свет, отражавшийся в медных стойках и заливавший мерцанием все подземелье от края до края; подвижные линии из светящихся жемчужин обрисовывали в пространстве архитектуру прозрачную и совершенную по форме; переплетение глинобитных песчаных троп погружало в ощущение покоя; Луису приходилось выводить посетителя наружу, иначе тот оставался бы там до конца своих дней.
В ту ночь подвал сиял еще ярче обычного. В наклонных сосудах вино переливалось оттенками бледного золота, и странный свет лежал на полу цвета матового серебра. В полутемном углу они обнаружили троих мужчин, которые горланили как скоты, укутавшись в темные плащи с капюшонами. Видны были огненно-рыжие пряди того, кто смеялся громче всех, а другой, темноволосый, был такого массивного телосложения, что те двое по сравнению с ним казались мелкими шалунишками.
Алехандро кашлянул, встав неподвижно в паре метров от троицы и скрестив руки на груди. На него не обратили внимания. Чужаки отыскали где-то бочку, на которую поставили стаканы и внушительную батарею лучших вин. Разумеется, все трое были вдрызг пьяны. Заметив это, Хесус воскликнул:
