– Чип... – В голосе миссис Поттс прозвучало предостережение.
– Это не так уж и плохо, мама. Знаешь, мы все немного странные. Я, например, говорящая чашка!
Струйка пара вырвалась из носика миссис Поттс.
– Ничего, ничего, миссис Поттс, – успокоила ее Белль. – Полагаю, я на самом деле казалась людям из деревни странной. Потому что хотела уехать оттуда. Хотела путешествовать по всему миру. – Она горестно улыбнулась и добавила: – А еще потому, что книги я любила больше, чем Гастона.
– Кто такой Гастон? – Удивление мелькнуло на позолоченном лице Люмьера.
– Местный задавала, – ответила Белль и раздраженно тряхнула головой, вспомнив самодовольного и хвастливого красавчика, который не давал ей проходу и требовал, чтобы она вышла за него замуж, а потом чуть не расшибся в лепешку, услышав ее отказ.
– Чтение было моим убежищем, – продолжила она. – Столько нового я узнала из книг! Я нашла истории, которые вдохновляют. Стихи, которые восхищают. Романы, которые бросают вызов...
Белль запнулась, внезапно смутившись. Она опустила взгляд и задумчиво произнесла:
– Но самое главное – я нашла там себя.
Когсворт, еще недавно жалобно хныкавший, шагнул вперед и взял Белль за руку.
– Ты снова обретешь себя, дитя, в этой библиотеке, вот мое мнение! – горячо заявил он, выпятив грудь.
Белль с удивлением взглянула на него.
– Ты разбудила в старом солдате боевой дух! – продолжал тот. – Мы обязаны отвоевать библиотеку у полчищ пауков и мышей! Друзья, еще раз в прорыв! Пусть никто не смеет утверждать, что полковник Когсворт из Четвертого ее королевского величества гусарского полка уклоняется от сражения!
Он схватил тряпки и с гордо поднятой головой ринулся в бой с грязными окнами.
– Теперь уже полковник? – улыбнулся Люмьер. – На прошлой неделе он был капитаном, а на позапрошлой – лейтенантом. Так он скоро себя до бригадного генерала повысит.
Он повернулся к Плюметт:
– Приступим, cherie?
Та одарила его кокетливой улыбкой, и вдвоем они набросились на темные углы: Люмьер освещал их, а Плюметт подметала. Миссис Поттс помогала Когсворту мыть окна. Она обдавала стекла паром из носика, а Когсворт яростно тер их тряпкой, причем его маленькие латунные ручки двигались весьма проворно. Помогали даже Фру–Фру и Чип: по совету Чипа Когсворт обмотал тряпками четыре ножки пуфика, и два неугомонных сорванца вновь принялись носиться наперегонки по всей комнате, сметая пыль с половиц.
Белль смотрела на них, а в горле стоял комок. Они были так добры к ней. Так внимательны. Они хотели ей помочь. Доставить радость. Быть ее друзьями. И рядом с ними – Чудовище. Когда она думала о нем, буря противоречивых чувств поднималась в душе. Из–за него она томилась пленницей в темном глухом замке. Но также из–за него она сейчас была в этой удивительной библиотеке.
Чудовище не был похож на остальных обитателей замка. Миссис Поттс, Люмьер, Плюметт... они были добродушные и забавные. Неунывающие, веселые. Зверь был неуживчивый. Угрюмый. Загадочный. Отшельник. Но все же он, хоть и по–своему, тоже хотел ее порадовать. И доказал это вчерашним вечером. Когда Белль подумала о том, что он сделал... Это было невероятно. Невозможно. Даже сейчас ее сердце учащенно забилось при одной мысли об этом. Кто–то другой, возможно, позволил бы ей взглянуть разок на свою коллекцию. Одолжил бы пару бесценных книжек. Но Чудовище был другим.
Она окунула швабру в ведро, выжала тряпку и принялась усердно работать. В отличие от Чудовища, она не могла ни читать, ни вообще что-либо делать, когда кругом такой беспорядок. Белль не думала о том, что, возможно, закончит лишь в полночь. Она не обращала внимания на боль в мышцах, ломоту в спине и дрожащие ноги после бесконечной беготни по лестницам с ведрами воды. Она думала только о той радости, что ждала ее после уборки. Ибо прошлой ночью Чудовище преподнес ей неожиданный подарок – более ценный, чем его замок и земли, более дорогой, чем золото и драгоценности. Прошлой ночью Чудовище подарил ей свои книги.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Белль запомнила тот вечер в мельчайших подробностях. Надвигались сумерки.
– У меня сюрприз для тебя, – как обычно, ни с того ни с сего начал Чудовище.
Белль только что вернулась из конюшни, где кормила Филиппа, свою лошадь, и теперь отряхивала накидку от снега возле черного хода, что вел в кухню. Она мельком взглянула на него – угрюмое лицо, сжатые кулаки, неуклюжая поза – и сказала:
– Нет, спасибо.
Чудовище отшатнулся и заморгал. Лицо его потемнело еще больше.
– Я сказал, у меня сюрприз для тебя!
– И я это слышала. Но у меня было столько сюрпризов за последнее время, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Холод, темницы, своры волков, вспышки гнева...
– Гнева? Гнева?! – задохнулся Чудовище. – Поверить не могу... как ты можешь так говорить... Не было никакого гнева! К тому же ты сама виновата! Я приказал тебе не ходить в Западное крыло. Я приказал...
Белль покосилась на него.
– Ты прав. О чем это я? Ты же никогда не злишься. А теперь, если позволишь, я пойду.
Отношения между Белль и Чудовищем были напряженными с тех пор, как в поисках ответов она забрела в Западное крыло и нашла там одинокую розу. Цветок никак не выходил у Белль из головы, ей очень хотелось узнать его тайну. От слуг она смогла добиться лишь уклончивых ответов, а от Чудовища вообще ничего. «Прекрасно, – решила она. – Если никто не хочет мне рассказать, я сама все узнаю».
В Западном крыле располагались личные покои Чудовища. Он раз и навсегда запретил Белль появляться там. Для большинства людей вполне хватило бы столь строгого приказа, да еще от столь страшного создания, чтобы повиноваться без лишних вопросов. Но Белль была особенной. Она все подвергала сомнению и повиновалась только одному – своему сердцу.
В покоях Чудовища было темно, но глаза Белль скоро привыкли. Она шла по некогда прекрасным комнатам и обводила взглядом сломанную дорогую мебель, разорванный в клочья балдахин над ложем, разбитые зеркала в позолоченных рамах.
– Это сделал Чудовище, – прошептала она.
Ей приходилось наблюдать его в ярости, она знала, что Чудовище может запросто опрокинуть стол или швырнуть кресло через всю комнату. Белль было очевидно, что все эти разрушения вызваны гневом Чудовища, но сердце подсказывало ей истинную причину такого поведения – отчаяние, причиняющее ему боль.
В поисках ответов Белль тронулась дальше по комнатам Чудовища, осторожно обходя обломки мебели и осколки зеркал. «Что я здесь делаю? Одна в глухом замке, в лесу, где вечная зима... – думала она. – Разговариваю с часами, шучу с подсвечником и играю с пуфиком. Вот и все мои занятия, вот и вся моя жизнь. Должна же быть какая–то причина, почему здесь все такое странное...»
