– Но ты должна забрать платок у короля Отто, монету у Анри и браслет у самой графини, – мрачно произнес Люцианос.
– Все правильно.
– Значит, нам придется обвести вокруг пальца не кого-нибудь, а саму Смерть.
Белль кивнула.
– Саму Смерть, Белль, ты понимаешь?
– Признаюсь, план нельзя назвать идеальным, – сказала она, – но лучшего у меня нет.
– Тогда ладно, – ответил жук, разглядывая слова на руках Белль, которые уже добрались до локтей. – Хватит возиться. Время работает против нас. Пойдемте–ка поболтаем с королем.
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
Белль осторожно спускалась по лестнице. Люцианос и Арана примостились у нее на плече. Она прошла мимо заводного человека, сидевшего у перил. Он таращил пустые глаза и дергал ногами, пытаясь подняться.
– Куклы замирают, – прошептал Люцианос. – Это хорошо. Значит, чары графини ослабевают. Если сумеешь проскользнуть мимо них, то наверняка сможешь сбежать.
Внизу им пришлось обойти груду сломанных, копошащихся марионеток, с разбитыми головами, скрученными конечностями – они преследовали Белль и в бестолковой суматохе передавили друг друга в холле. Ни короля Отто, ни Анри среди них не было.
– Но они наверняка где–то поблизости, – тихо произнесла Белль.
Пока они пробирались к выходу, в глубине дома кто–то нестройно бряцал по клавишам пианино. Странная, режущая ухо музыка доносилась из другой части летнего домика. В углах были свалены в кучу марионетки, на видавшей виды кушетке развалилась старая кукла; сквозь расходящиеся швы из ее туловища сыпались опилки. Борзые графини теперь превратились в каменные статуи и неподвижно сидели возле камина.
Куда бы Белль ни посмотрела, всюду открывалось истинное лицо Страны Грез. Гниль ползла по стенам. Зеркала затянулись паутиной. С потолка, обнажая дыры, сыпалась штукатурка. Портьеры и ковры были изъедены молью, а хрустальные люстры и высокие канделябры потускнели.
Белль была в ярости. Графиня все время лгала ей. Манипулировала и играла ее чувствами. Подавляла ее волю. Это подло. Если графиня и есть Смерть, тогда Смерть – просто-напросто обманщица.
Девушка прошла мимо открытой двери в кабинет графини и внезапно остановилась. Она вспомнила, как беседовала с профессором в этой комнате. Теперь книжные шкафы покосились, а книги на полках покрылись пылью и плесенью. Рядом с ними кучами лежали ржавые шестеренки, пружины, какие–то колесики, скобы и валики. Белль в изумлении смотрела на этот хлам – тогда она была уверена, что это музыкальные шкатулки ее отца! От этих воспоминаний ей стало плохо.
Взгляд Белль блуждал по кабинету: поцарапанная мебель, стул без ножки, разодранная обивка на диванчике, камин весь в трещинах... Вдруг сердце замерло, а потом бешено забилось – в глубине комнаты лицом к окну стоял король Отто. Белль указала на него Люцианосу и неслышно вошла. Механический манекен не двигался; большой ключ по–прежнему торчал в его спине. Рука Отто была поднята над головой, и маленькая желтая бабочка медленно расправляла и складывала крылышки на его ладони.
– Кажется, у него закончился завод, – прошептал Люцианос. – Вот так удача!
Белль подкралась поближе к Отто и заметила кончик своего платка, выглядывающий из нагрудного кармана. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Еще пара шагов, и она заберет его!
– Хватай его! Скорее! – Люцианос подпрыгивал на плече, потирая лапки. – Нет времени ждать!
Белль кивнула и протянула руку. Ее пальцы почти коснулись платка, но в этот момент бабочка вспорхнула с ладони манекена.
Отто резко повернулся и злобно уставился на Белль.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
– Ты напугала ее! – сердито воскликнул манекен, шагнув к Белль. – Она как раз рассказывала мне, каково это – летать!
– Я...я...я не хотела, – начала заикаться Белль. – Простите меня...
– А теперь я никогда этого не узнаю! – завопил Отто, топая ногами.
Напуганная Белль попятилась. Она подумала, что он схватит ее, но манекен сделал несколько неуверенных шагов и вдруг разразился слезами. Масляные ручейки текли из его глаз, оставляя на щеках темные полосы, а он утирал их платком.
Белль глазела на него, приоткрыв рот. Люцианос зашептал ей на ухо:
– Не шевелись. Бэвори тише. Оно злится...
– У меня тоже есть уши...между прочим, – заявил, всхлипывая, манекен. – И я не «оно», меня зовут... О–От... Отто!
Его слезы растрогали Белль, и она несмело подошла ближе.
– Можешь меня не бояться, – грустно произнес Отто. – Даже если бы я хотел тебя схватить, все равно не смог бы. Так тяжело двигаться, все суставы одеревенели! Графиня получила, что хотела, мы ей больше не нужны. Все рушится... Сады, клумбы, аллеи – все уже исчезло, и скоро все заводные куклы тоже сгинут...
Раздался шум – по стене поползла очередная трещина. Отто глянул на нее, сморщился и снова залился слезами.
Белль тронула его за плечо.
– Не надо, не плачь...
– Мне так нравилось быть живым! – заголосил Отто и спрятал лицо в платок. Плечи его вздрагивали.
– Белль, у нас нет времени слушать его рыдания, – предупредил Люцианос.
Но Белль не обратила на него внимания.
– Меня сделали в Париже, – заговорил Отто, комкая платок и убирая его обратно в карман. – Графиня увидела представление и купила меня у мастера. Как же я завидовал людям, приходящим на меня смотреть! А сейчас я сам почти стал живым, я почти научился понимать, что вы чувствуете. Почему плачете или смеетесь. Я почти познал то, к чему всегда стремился... я почти научился любить...
Он умолк и улыбнулся, но улыбка вышла горькой.
– Я видел, как люди могут любить, – продолжил он. – Это удивительно. Однажды хозяин укладывал меня в фургон после представления, и на моих глазах человек спас своего сынишку. На того неслась карета, отец оттолкнул мальца, а сам попал под колеса. Он спас его ценой своей жизни...
Отто покачал головой.
– Какой же сильной должна быть любовь, чтобы заставить человека совершить такое!
– Ты прав, Отто, – сказала Белль, и в ее памяти возник образ отца.
– Жаль, что я так и не узнал, что значить любить.
Он сунул руку в карман, вытащил платок и протянул его Белль.
– Это лучшее, что я могу для тебя сделать. Знай, я пытался любить тебя, когда притворялся твоим отцом.
Отто дотронулся до ее щеки.
– Я пытался, но у меня не вышло. Наверное, чтобы любить, нужно иметь сердце, а его-то у меня и нет.
– Ах, Отто! – воскликнула Белль и порывисто обняла его.
Когда она разжала объятья, ее взгляд упал на окно позади Отто. С карниза свисали лохмотья ярко–красных портьер. Белль задумчиво смотрела на побитый молью шелк; рука нащупала в кармане маленькие ножницы.
