– До чего романтично! – закатил глаза Филипп Лежащий.
Аврора подумала, что для обычно добродушного Филиппа это слишком язвительное замечание, пожалуй. Ей нужно было сейчас рассуждать логически, но разве такое возможно во сне? Дело осложнялось тем, что Малефисента отлично знала все мысли и воспоминания Авроры, на них она, собственно говоря, и выстроила весь мир Тернового замка. Очевидно, и слугам злой колдуньи известно об Авроре все, что знает о ней их хозяйка. Ну, хорошо, об Авроре Малефисента знает все. А о Филиппе? О том, что с ним было до знакомства с Авророй? Так-так-так... это, пожалуй, то, что надо.
– Расскажи мне о самом ярком воспоминании из своего детства, – попросила она.
– Когда мне исполнилось три года, отец подарил мне мой первый меч, – заговорил Филипп Рыболов. – Деревянный. Я назвал его Кот. Знаешь почему? Потому что на самом деле мне хотелось кота получить на день рождения, а не меч.
– Ты можешь выдумать что угодно, – протестующе вскинул руки Филипп Лежащий. – И я тоже, кстати. Детские воспоминания, как же! А откуда Роза узнает, правда это или нет? Конечно, у меня в три года появился меч, и я назвал его Кот. А в тринадцать лет я впервые поцеловал девушку. Это случилось на кухне, а та девушка была дояркой. Кто это теперь проверит? Деревянный меч, доярка... Ты сможешь доказать, что это правда? Я – нет.
– Да, я поцеловал доярку, когда мне было тринадцать лет, – сказал Филипп Рыболов, сверля своего соперника взглядом. – Только не на кухне это было, а возле коровника.
– Вот видишь? – пожал плечами Филипп Лежащий.
Аврора прикусила губу. Детские воспоминания принца – тоже не то, на них не обопрешься. Что же тогда, что же, что же? Было ли в жизни реального Филиппа то, что знали они оба – она в своем лесу, он в своем дворце? Так-так-так... А есть ли что-нибудь общее, что они могли знать о Терновом замке? Есть!
– Твой отец, король Губерт, – сказала Аврора. – Расскажи о нем.
Оба Филиппа были удивлены, она это заметила.
– Напыщенный. Шумный. Властный, – снова пожал плечами Филипп Лежащий.
– Ну-ну, полегче, – осадил его Филипп Рыболов. – Ты о моем... своем... нашем отце говоришь, а не о конюхе каком-нибудь.
– Как он выглядел? Лицо? Осанка? – продолжала допытываться принцесса.
– Старик, он и есть старик, что о нем еще скажешь? – хмыкнул Филипп Лежащий.
– Полегче, я сказал! – угрожающе прорычал Филипп Рыболов, поднимая свой меч.
– Вот-вот, давай, используй любой предлог, чтобы броситься на меня и начать драку! – огрызнулся Филипп Лежащий и тоже вытащил свой клинок. – Сам-то о короле Губерте вообще ничего не можешь сказать... подделка!
Тут Филиппы бросились друг на друга, зазвенела сталь. С криком вспорхнули с веток деревьев птицы.
Противниками принцы оказались достойными, точнее сказать, равными – сразу чувствовалось, что фехтовать их учил один и тот же, причем очень хороший, мастер. Легко предугадывая каждый новый прием, каждый новый выпад друг друга, Филиппы двигались по лесной поляне. Удар – блок – поворот – выпад – прыжок... Со стороны их поединок был похож на сложный танец и мог бы заворожить, если бы не жизнь каждого из соперников, которая была ставкой в этой дуэли.
Аврора напряженно наблюдала за поединком, сжимая рукоять собственного меча. Кто бы ни победил в этом бою, врасплох ее он не застанет. Протанцевав так минут пять, противники вымотались и, не сговариваясь, опустили клинки и отступили назад.
– Неплохо, демон, – сказал один из Филиппов.
– Ты тоже в порядке, исчадие ада, – ответил второй, небрежно салютуя сопернику.
Теперь Аврора уже и не знала даже, кто из них Филипп Рыболов, а кто Филипп Лежащий. Слегка передохнув, принцы вновь сошлись в бою, и вот одному из них уже удалось вскользь задеть противника мечом, но он тут же получил в ответ удар по голове плоской стороной клинка.
Каждый из этих ударов заставил Аврору испуганно вздрогнуть.
– Послушай, – сказал ей тот Филипп, что стоял слева. – Ты не можешь доверять ни одному из нас. Малефисента очень сильна, а ее колдовство безупречно.
– И меня послушай, – вступил Филипп, стоявший справа от нее. – Зачем тебе вообще доверять, проверять... Ведь ты уже и так знаешь, что настоящий Филипп это я, правда?
– Нет, это я настоящий Филипп, а ты лживое, подлое исчадие ада!
– Впрочем, все это не важно, – заметил «правый» Филипп. – Как ты убедилась, настоящему Филиппу, то есть мне, тоже верить нельзя. Я тебе солгал тогда в лесу, ты сама об этом сказала. Солгал, несмотря даже на то, что без памяти влюбился. А значит, легко мог бы и снова солгать. Ради благого дела, например. Какого такого благого дела? Ну, скажем, ради твоей безопасности. Если бы решил, что тебе слишком опасно идти дальше вместе со мной. Или еще что-нибудь... Разве ты достаточно хорошо меня знаешь? Разве можешь мне доверять? Особенно теперь, когда знаешь, что однажды я тебе уже солгал?
Аврора приложила руку к своему пылающему лбу. «Левый» Филипп выглядел сейчас довольно жалко, мялся, понимал логику рассуждений своего двойника, знал, куда он клонит, но возражать не пытался.
– И вот что я тебе скажу. Ради твоей собственной безопасности и ради успеха всего дела тебе действительно лучше идти дальше одной, – закончил «правый» Филипп.
Боль от этих слов была сильнее, чем от удара мечом. Впрочем, давно известно, что правда бьет больнее любого клинка, а слова «правого» Филиппа как раз и были ничем не приукрашенной правдой.
Аврора сама понимала, что снова осталась одна. Она и раньше всегда была одна. Одна останется и в будущем, надо полагать. Она одна, и может доверять только самой себе. Собственно говоря, ничего нового в этом нет. Разве как-то иначе обстояло дело в любой из ее прошлых жизней? Нет, к одиночеству ей не привыкать, оно было ее постоянным спутником и в лесу среди кроликов и белок, и в темных коридорах Тернового замка.
Слова «правого» Филиппа причинили, по всей видимости, сильную боль и Филиппу «левому».
– Но я... люблю тебя, – в отчаянии обратился он к принцессе. – Я хочу быть с тобой, защищать тебя, помогать...
– Нет-нет, это я хочу делать все это, – бесцветным ровным голосом возразил «правый» Филипп.
Аврора поняла, что откладывать решение нельзя, нужно принимать его немедленно, иначе она может застрять здесь навсегда. Ведь смысл этой ловушки, которую приготовила для нее Малефисента, именно в том и состоит, чтобы заставить ее принять решение. Малефисенте хорошо известно, что это самое трудное задание, которое только можно предложить глупой принцессе.
Аврора повернулась и пошла прочь, надеясь на то, что ей удастся отойти достаточно далеко раньше, чем возобновится дуэль между Филиппами, и в созданной ее воображением роще снова раздастся звон мечей.
И этот звон будет преследовать ее до тех пор, пока она не проснется.