Девушка схватилась за голову, чувствуя потрясение и крайнюю усталость.
– Нужно выбраться отсюда, – сказала она так спокойно, как только смогла. – Папа, мы должны что-то сделать. Я что-нибудь придумаю, я освобожу нас всех. Чудовище может помочь...
– То самое Чудовище, которое заточило тебя в башне? – переспросил Морис с тревогой и сомнением в голосе.
– Он тот самый принц, которого прокляла мама, когда я была маленькой. Я... коснулась той розы, с помощью которой мама его прокляла, и каким-то образом ускорила действие проклятия. Теперь я пытаюсь помочь принцу его разрушить.
Морис ошарашенно поглядел на дочь, потом покачал головой:
– Магия всегда возвращается...
В коридоре послышался гортанный старческий голос, судя по всему, женский. Старуха что-то говорила, а тихий мужской что-то недовольно отвечал. По какой-то причине Белль до тошноты не понравились эти голоса.
Говорившие подошли к двери и отперли ее.
Первым вошел здоровенный мужчина, одетый в простую тунику и бриджи. Руки у него были толстые, как окорока. За ним следовала женщина, тоже одетая в простое чистое платье. Новоприбывшие походили на служащих больницы, но было в их облике что-то неправильное, ужасное.
– Ну, здравствуй, девчушка! Доктор готов тебя осмотреть! – проворковала женщина, и Белль мороз продрал по коже от этого фальшивого дружелюбия.
– Нет! – завопил Морис, выпрямляясь. – Остановитесь! Я ее отец. С ней все в порядке, у нее совершенно нет магических способностей!
– Доктор разберется, что к чему, уж можешь не волноваться за свою прелестную дочурку. Я здесь для того, чтобы ей было у нас удобно и хорошо, чтобы она сама себе не навредила.
Мужчина открыл дверь. Первым порывом Белль было бежать, хотя бы к противоположной стене.
«Медбрат» и «медсестра», очевидно, угадали ее намерения, потому что в следующую секунду оба проворно бросились к девушке. Несомненно, они привыкли, что люди сопротивляются. Мужчина заломил руки Белль за спину прежде, чем девушка успела двинуться с места.
– Нет! – закричала Белль, пытаясь вырваться из железной хватки.
– Ай-ай-ай, – проворковала женщина, цокая языком. – Мы же не хотим поднимать шум, правда? Мы ведь можем применить специальное лекарство, а тебе этого не захочется.
– Послушайте меня! – закричал Морис, изо всех сил пытаясь, чтобы голос звучал повелительно. – В ней нет ничего волшебного!
На него не обратили внимания. Мужчина подтащил Белль к двери. Девушка отчаянно пиналась, а потом попыталась развернуться боком.
Тогда мужчина обхватил ее поперек туловища, изобразив этакую отвратительную пародию на объятие, и вынес девушку в коридор.
– Папа! – пронзительно закричала она.
– Белль! НЕТ!
Страшный сон Чудовища
Чудовище мчалось к замку на всех четырех лапах. Вокруг носились, отвлекая его, тысячи разных запахов: проворные белки, дружелюбные волки, вкусные кролики. Помня, что нельзя идти на поводу у запахов, Чудовище сумело проделать весь обратный путь без остановки и наконец остановилось у ворот.
Окружающие замок стены сияли белизной из-за снега и паутины. Чудовище протянуло лапу, уже собираясь прорываться сквозь белесые нити с боем, но те легко подавались, падая на землю от малейшего рывка. Попасть внутрь легко, а вот выйти снова...
Чудовище заставило себя остановиться и рассуждать так, как Белль: ему же придется потом выбираться обратно, ведя за собой подмогу, в том числе огромные рыцарские доспехи. Нужно подготовить пути к отступлению.
Зарычав, Чудовище выпустило когти и принялось рвать паутину.
Белесые нити легко отделялись, кружились в воздухе, будто невесомые, и исчезали, едва коснувшись земли, словно растаявший в воде сахар. Злость и раздражение, скопившиеся в душе Чудовища после похищения Белль, удесятерили его силы, и вскоре ворота и пространство в несколько футов вокруг были расчищены.
Потом хозяин замка распахнул ворота, сорвал металлические створки с петель и зашвырнул так далеко, как только смог. Паутине будет трудно затянуть такую большую брешь.
То же самое он проделал с дверями замка, сорвав по возможности побольше паутины и распахнув огромные створки. Ледяной ветер со снегом немедленно проник в замок, точно радуясь такой редкой возможности заморозить странное человеческое жилье.
– КОГСВОРТ! – заревел хозяин замка, влетая внутрь. – ЛЮМЬЕР! Стража! Ко мне, сейчас же!
Ответом ему была тишина.
Ни звука, ни движения, ни намека на то, что в замке есть жизнь.
На одно безумное мгновение он подумал, что слуги покинули замок, решив, что они с Белль не справятся одни, и отправились им на помощь. По дороге сюда он никого не видел, не улавливал никаких знакомых запахов, не чувствовал дыма от свечей Люмьера.
– Эй! – заревел он снова. – Я ваш хозяин, принц! Ответьте мне!
Возможно, они все собрались в столовой для слуг – за долгие годы жизни под гнетом проклятия они часто скрывались там, спасаясь от его гнева.
Он направился туда... а потом остановился в зале с доспехами.
Все латы стояли на своих местах. Сражение с паутиной не прошло для них бесследно: у кого-то мечи покрылись зазубринами, другие, позабыв о военной выправке, стояли чуть сгорбившись – так, словно они устали.
– Смирно! – заорал принц, припомнив, как командовали солдатами отец, Когсворт и старые капитаны замковой стражи. Он постарался, чтобы в голове звучало достоинство.
Доспехи не шевелились.
Ужас холодной волной медленно пополз по спине принца...
...а он не привык чего-то бояться.
Не понимая, почему ноги так медленно двигаются, он подошел к ближайшим доспехам. Неохотно, осторожно постучал по шлему острым когтем.
Шлем упал и, подпрыгивая, со страшным, оглушительным грохотом покатился по полу.
В остальном всё осталось неподвижным и безмолвным.
Доспехи стали просто... доспехами. Жизнь из них ушла. Все они, некогда бывшие людьми, теперь превратились в неодушевленные предметы. Мертвые.
Пробежав по темным залам и притихшим комнатам, принц спустился в кухню.
Там на столе стояли холодный чайник, остановившиеся часы и канделябр, свечи которого прогорели до самых рожков, а потом погасли.
Чудовище заревело, схватило вещь, некогда бывшую Люмьером, и потрясло. Ничего не произошло. Хозяин замка в отчаянии огляделся, высматривая другую свечу, чтобы зажечь от нее свечи Люмьера и снова вдохнуть в него жизнь... Может быть, если завести Когсворта, мажордом очнется...
Потом он осознал, что различает очертания предметов лишь благодаря своему звериному зрению. В кухне было темно и холодно, дыхание вырывалось из его пасти облачками пара – в детстве он называл это явление «драконьим дыханием».
