– В твоем сердце нет любви, принц, как не было ее у твоих родителей. Движимые жестокостью и эгоизмом, они полностью разрушили королевство. До своего двадцать первого дня рождения ты должен стать таким же прекрасным внутри, каким ты был снаружи. Если не научишься любить других – и если никто не полюбит тебя, – то в тот миг, когда упадет последний лепесток, ты, твой замок и все его обитатели будете прокляты и преданы забвению навечно.
Стыдясь своего отвратительного вида, Чудовище спряталось в замке, и единственным окном во внешний мир ему служило волшебное зеркало.
Шли годы, он впал в отчаяние, потерял всякую надежду, и немудрено: разве может кто-то полюбить чудовище?
И пало проклятие
Белль оступилась и чуть не упала. Она увидела правду так ясно, словно события десятилетней давности только что разворачивались у нее перед глазами: принц, превращенный в Чудовище, заклятие, роза, волшебница.
Ее мать.
Эта роза выросла в ее саду, потому и выглядит знакомо.
Белль поднесла цветок к самому лицу – в точности как сделала ее мать десять лет назад
Однако под ее взглядом лепестки, освещенные лунным светом, начали опадать. Они падали, на лету оборачиваясь сияющей красной пылью, которая развеивалась, не успев коснуться пола. Стебель растворился под пальцами Белль, исчезнув без следа.
И Чудовище в отчаянии заревело.
Часть 2
Побег
Замок содрогнулся. Раздался оглушительный хлопок, словно в башню ударила самая огромная молния за всю историю человечества. Отовсюду послышались странные громкие звуки, Белль чудилось в них что-то знакомое, они задевали глубочайшие струны ее души. Нечто среднее между треском и хрустом, только намного, намного громче.
Лед.
Так трещит под ногой лед на пруду, расходясь трещинами, подаваясь, возвещая неосторожному человеку неминуемую гибель.
Белль не удивилась бы, начни замок рушиться, она почти ждала, что ей на голову вот-вот полетят камни, однако этого не произошло.
– МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС! – вскричало Чудовище. – ЕДИНСТВЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ РАЗРУШИТЬ ПРОКЛЯТИЕ! ВСЁ ПРОПАЛО! ТЫ ВСЁ ИСПОРТИЛА!
Белль, как ни странно, не испугалась, потому что Чудовище не бежало к ней, оскалившись, а ревело, стоя на месте. Внимание девушки отвлекло происходящее снаружи, и она подбежала к окну.
Из земли у подножия окружающих замок стен вылезали странные, похожие на белые кости штуки. Слишком угловатые и толстые для лоз, слишком твердые для льда. Сначала Белль подумала, что это что-то вроде оленьих рогов или костей, которые выталкивает из-под земли некая волшебная сила, но непонятные отростки всё вытягивались и вытягивались вверх. Они изгибались, извивались, оплетали все попадавшиеся им на пути твердые предметы. Едва коснувшись стен, они замедлились, но потом поползли вверх, как намерзающий на окне иней, переплетаясь и делаясь всё толще.
«Паутина», – поняла Белль со странной уверенностью.
Не та паутина, что висит в виде кругов, восьмиугольников и прочих геометрических фигур на кустах и цветах, с маленьким паучком в центре. Эта паутина походила на грязно-белый снег, что покрывает землю и траву поздней осенью, а зимой засыпает горные пики и долины, и невозможно определить, где притаился спрявший ее паук. Трехмерные, запутанные сети.
«Мать... любила... розы... и все, что близко к природе...» – пробилась из глубины ее сознания смутная мысль. Ее мать волшебница.
Она вполне могла наслать на замок паутинное проклятье.
Белль обернулась и посмотрела на Чудовище.
Глаза его горели животной злобой, в них не осталось ни проблеска разума, ни человечности. Зверь стоял на четырех лапах и яростно рычал.
На какой-то миг Белль замерла, не в силах сдвинуться с места. Потом инстинкт заставил ее пуститься бегом, мимо Чудовища, к двери.
Не оборачиваясь – нельзя тратить драгоценные секунды! – она помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, и выскочила в большое фойе.
Нужно бежать отсюда.
– Ма cherie! Куда вы? Что происходит?
Люмьер выпрыгнул откуда-то из тени и с грохотом поскакал за ней.
– Что вы наделали? – взвизгнул Когсворт.
– Простите! – прорыдала Белль. – Я...
Она не понимала, почему чувствует себя виноватой. Возможно, из-за того, что бросает эти маленькие, милые вещи на милость чудовища, и теперь им придется столкнуться с его гневом после того, как она уйдет. Это надо же: на ее долю выпало первое в жизни, единственное приключение, а она умудрилась всё испортить.
Девушка распахнула входную дверь и побежала через двор, мимо фонтана, к воротам. Над ними выросла единственная нить паутины толщиной с ее запястье, стягивая, закрывая створки. Белль с неохотой потянулась к паутине.
Немного липкая.
И холодная.
Белль переборола отвращение и потянула за белесую нить паутины, но, вопреки ее ожиданиям, та не поддалась. На ощупь паутина оказалась твердой и негнущейся. Выпустив паутину, девушка пригнулась и пролезла под нитью, с трудом протиснувшись между металлическими створками ворот. Когда ее одежда коснулась паутины, та вцепилась в Белль, словно живая.
Девушка пнула толстую нить ногой, пронзительно закричала, с головой ударившись в панику. Платье разошлось по шву с таким оглушительным треском, будто рвалась ткань мироздания. Когда она поднялась на ноги и отряхнулась, паутина уже затягивала брешь, становясь все толще, как будто почувствовала, где именно нужно залатать дыру.
Белль содрогнулась.
Филипп – слава его спокойному лошадиному сердцу! – стоял там, где она его оставила. Конь как чувствовал, что нужно уносить ноги: уши стоят торчком, глаза вытаращены.
Белль схватила поводья и вскочила в седло. Филиппа уговаривать не пришлось.
Он повернулся и рванул через лес галопом, достойным его предков, боевых скакунов, высоко подбрасывая длинные ноги и давя тяжелыми копытами все, что под них попадало. Они вырвутся, и Белль с триумфом прискачет сквозь буран обратно домой.
Конь вдруг тревожно заржал и встал как вкопанный, так что Белль чуть не вылетела из седла головой вперед. И тут она их увидела.
Волков.
Разумеется, в лесах вокруг ее деревни жили волки. Редко-редко, гонимые голодом, спускались они с холмов и гор, выходили из леса, чтобы украсть овцу, если пастух зазевался. Однако волки никогда не появлялись при свете дня и уж тем более не нападали на всадников – ведь они прекрасно знали, что у людей есть ружья. Разве что зверь страдал бешенством... Волкам отводится роль отъявленных злодеев только в сказках да легендах, поэтому ими пугают непослушных детей.
