– Оставь меня, Моргиана, – хрипло выговорила она. – Вернись и спаси детей!
На лице воровки на мгновение мелькнула неуверенность, но потом она кивнула и снова бросилась к песочным часам. Ширин и Ахмет за стеклом всхлипнули от облегчения.
Дубан пополз обратно к столику, на котором так и остался лежать «Аль Азиф».
Аладдин заметил, что Джафар напряженно хмурится, направляя атаки летающей мебели, должно быть, ему требовалась полная сосредоточенность, чтобы управлять множеством предметов сразу.
Решив немедленно воспользоваться этим, он прыгнул на Джафара... и тут же рухнул на пол. Его руки были пусты: даже одежда колдуна, за которую он успел схватиться, куда-то подевалась.
Джафар, оказавшийся вдруг совсем в другой части зала, захохотал, как сумасшедший.
Потом он нацелил на Аладдина палец, и в воздухе замелькали молнии.
Аладдин ловко запрыгал на месте, перенося вес тела то на одну ногу, то на другую, одновременно уклоняясь от ударов и не падая.
Джафар снова поднял палец – но на этот раз выбрал другую цель.
Дубан вскрикнул, как от мучительной боли.
Аладдин резко развернулся.
Между Дубаном и «Аль Азифом» возникла огненная фигура, как две капли воды похожая на Ширин. Она даже стояла точь-в-точь как Ширин: застенчиво склонив голову и скрестив босые ноги. Но на ее оранжево-красном огненном лице не было никакого выражения.
Аладдин быстро оглянулся на песочные часы, чтобы удостовериться, что племянница Дубана по-прежнему внутри. Она была там и со страхом смотрела на Моргиану, у которой возникли новые трудности: она успела пробить в зачарованном стекле небольшую дыру, но та готова была вновь затянуться. Вся поверхность стекла постепенно зарастала плоскими, налегающими друг на друга каменными плитками, похожими на змеиную чешую, прикрывая трещины в тех местах, где Моргиана успела добиться некоторого успеха своими мечами.
Дубан неуверенно потянулся к книге в обход огненной Ширин.
Все с тем же бесстрастным выражением лица огненная фигура безмолвно протянула к нему руки, оставив на руке вора длинный черный ожог.
Дубан отпрянул, шипя от боли.
Джафар мерзко ухмыльнулся Аладдину.
– А у тебя, похоже, нет никого, кого ты любишь и кого я мог бы призвать на помощь, чтобы убить тебя.
Аладдин взмолился про себя, чтобы Джафар не догадался о нем и Жасмин.
– А ты сам убил единственное живое существо, которое любил, – бросил в ответ Аладдин.
Лицо Джафара потемнело от ненависти, губы бешено задрожали.
– А впрочем, есть кое-кто, кого ты любишь, верно? – прорычал он.
Сердце Аладдина чуть не замерло от ужаса.
– Сам не понимаю, как я едва не забыл об этом! – в широкой золотозубой улыбке Джафара было что-то нечеловеческое. Он прикрыл глаза и стиснул кулаки.
Аладдин приготовился к худшему.
Прямо посреди зала возникла сотканная из пламени багровая обезьяна.
Хотя Аладдин мгновенно испытал невероятное облегчение, что это оказалась не Жасмин, радости новая выдумка Джафара ему тоже не доставила. На самом деле огненное создание не очень-то походило на Абу – видимо, Джафар помнил обезьянку не очень четко, а потому не мог добиться полного подобия. Скорее, оно было похоже на здоровенного злобного павиана. Обезьяна оскалила острые огненные клыки.
Аладдин полоснул ее кинжалом, но добился лишь того, что его подозрения подтвердились: обезьяна оказалась такой же нематериальной, как раньше горгульи. Клинок не причинил ей ни малейшего вреда, зато сам раскалился до такой степени, что удержать его в руках стало невозможно.
Аладдин отбросил горячий кинжал и быстро сменил тактику. Наклонившись, он схватил за углы устилающий пол ковер и поднял его перед собой, как уличный фокусник, собирающийся показать очередной трюк. От души надеясь, что павиан будет вести себя скорее, как пламя, а не как настоящая обезьяна, Аладдин накинул ковер на огненное существо и сам бросился сверху, не давая тому выпутаться.
Когда он рухнул на пол, бока ему опалило лютым жаром, и волоски на левой руке затрещали. Запахло паленым, обожженную кожу болезненно саднило.
Но обезьяна действительно исчезла. Под ковром никого не оказалось.
– Моргиана! Брось мне меч! – крикнул Дубан, только что наблюдавший за происшедшим.
Воровка на минутку отвлеклась от работы и без колебаний бросила ему оружие. Но даже за те краткие секунды, которые ей потребовались на это движение, каменные чешуи на стекле успели разрастись и начали выбрасывать огромные отростки-шипы.
Болезненно морщась, Дубан принялся полосовать фигуру девочки двумя клинками. Огненная Ширин тянула к нему удлиняющиеся пальцы, но Дубан ловко уклонялся от обжигающих щупалец, продолжая яростно атаковать.
Вскоре под его неистовым натиском очертания демона стали тускнеть и расплываться. Его рот раскрылся в беззвучном крике и изрыгнул струю кроваво-красного пламени.
Дубан снова увернулся, продолжая со свистом хлестать воздух своими мечами.
Вскоре его клинки превратились в сплошное мелькание металла, в два вращающихся серебристых круга.
Подувший с балкона легкий ветерок наконец нарушил целостность огненного создания, и оно начало медленно таять в воздухе, распадаясь на части. Тускнеющее лицо мучительно разевало безмолвный рот, пытаясь уцелеть.
Скоро от него уже ничего не осталось, кроме нескольких горячих, быстро угасающих искр.
Измученный Дубан осел на пол, прижимая руку к раненому боку и кривя губы.
– Аладдин! Дубан! Помогите мне! – отчаянно выкрикнула Моргиана. Камень продолжал разрастаться поверх стекла, выпуская все новые завитки и острые шипы. – Мы должны...
И тут зазубренный отросток пронзил ее правое плечо сзади, пригвоздив девушку к оплетающему часы каменному древу.
Моргиана не шевельнулась. Она открыла рот, но так и не закричала. Только лицо ее побелело и напряглось от страшной боли.
– Моргиана! – крикнул Дубан, приподнимаясь. Но он и сам едва держался на ногах после последней схватки.
Мучительно кривя губы, Моргиана медленно опустила голову, разглядывая торчащий из плеча шип, и резко обломала его рукоятью меча. Затем, постанывая от боли, она сделала шаг вперед и отделилась от каменного дерева.
Крови почти не было: рану прижгло той же самой огненной магией, которая и породила каменные отростки. Но правая рука девушки бессильно повисла.
Взвыв от ярости, Жасмин подскочила и бросилась на Джафара.
При виде ее гнева колдун захохотал и уже начал поднимать посох, чтобы сотворить что-то ужасное.
Это привело Аладдина в чувство. До сих пор он только попусту тратил время, пытаясь пробиться сквозь защиту Джафара, чтобы завладеть лампой, в то время как ему следовало атаковать напрямую сам источник его магии, то есть посох. Стоит отнять его у Джафара – и колдун станет практически бессилен.
