Аладдин остался стоять у двери, наблюдая за происходящим на улице через щель в рассохшихся досках.
Всего в нескольких футах от двери промаршировал отряд из шести... стражников. Аладдин просто не смог придумать, как еще их назвать. Они были в такой же блестящей черной униформе, как те люди на параде, которые выступали с систрумами. Их движения были отточены и слажены, как будто все они были единым организмом. В руках они держали какое-то незнакомое оружие – длинное, с лезвием на конце, а на ногах у них были сапоги, какие часто носят наездники, с металлическими шпорами на пятках.
Но больше всего Аладдина поразили их лица... и их глаза. Они казались совершенно одинаковыми. Точь-в-точь как у тех прелестных танцовщиц на параде. Эти стражники тоже походили друг на друга больше, чем родные братья, прежде всего выражением лиц. Тот же пустой, ничего не выражающий взгляд, те же губы, сжатые в прямую линию. То ли статуи, то ли куклы...
Аладдин поежился, сам не зная почему.
– Да кто же они такие? – чуть слышно бросил он, когда странный отряд скрылся за поворотом улицы.
– Патруль охраны общественного порядка. Задумка Джафара, – с унылым вздохом отозвалась Жасмин. – Они... вообще-то я и сама толком не знаю, кто они такие. Кажется, тут тоже не обошлось без колдовства.
За разговором она расплела волосы, вынув из них заколки и шпильки, и принялась перебирать их пальцами. Черные пряди запылились и спутались, но все равно Аладдин с огромным удовольствием помог бы ей причесать эти непокорные локоны.
– Эти патрули – только часть великих планов Джафара относительно Аграбы. Они маршируют по городу все ночи напролет, вроде как для того, чтобы сдерживать преступность. Так он говорит. Полагаю, многие люди даже довольны этим, потому что чувствуют себя в безопасности.
– Как-то они выглядят... странно.
Жасмин сидела бледная и измученная, безвольно свесив руки. После столь удачного побега они должны были бы торжествовать, но на ее лице не было радости. Поймав себя на этой мысли, Аладдин осознал, что тоже совсем не настроен ликовать. Конечно, он испытывал облегчение. Но при этом переживал из-за волшебного ковра. Да и вообще за последнюю неделю ему пришлось увидеть столько всяких ужасов, сколько он не видел прежде за всю свою жизнь.
– Мне очень жаль твоего отца, – мягко сказал он, садясь рядом с девушкой.
Лицо Жасмин тут же напряглось. Ее глаза снова заблестели, но нехорошим, злым и жестоким блеском. Она согнула и разогнула пальцы, как тигр, обнажающий когти.
– Джафар убил его. Прямо на моих глазах. Я даже не представляла себе, как он... ненавидит моего отца. Он ведь мог сделать с ним все что угодно. При его-то могуществе... он мог просто выгнать его или превратить в мышь. А вместо этого он просто взял и спихнул его с балкона. Вот так, запросто.
– Я думаю, Джафар давно вынашивал свои честолюбивые планы... и уже давно исходил злобой, – осторожно заговорил Аладдин. – Все, что он делает, было заранее спланировано. То, что меня схватили якобы за то, что я тебя похитил, тоже было частью этого плана. Я был нужен ему, чтобы добыть для него лампу с заточенным в ней джинном.
Жасмин растерянно сморгнула:
– Так это ты добыл для Джафара лампу?
– Ага. Но это долгая история... Забавно, совсем недавно я уже говорил то же самое. Возможно, в один прекрасный день я расскажу тебе все от начала до конца. Пока же достаточно сказать, что я больше никогда и ни за что не полезу ни в одну пещеру.
Жасмин нахмурилась:
– Так, значит... это не из-за меня? Ему просто нужен был кто-то, кто угодно, кого можно было бы заставить проделать для него грязную работу?
– Понятия не имею. Я и сам уже думал об этом. Но ты все равно виновата – в том, что не подумала о последствиях, когда отправилась в наряде простолюдинки гулять по Аграбе, – мягко усмехнулся Аладдин. – А я-то думал, что просто красивая девушка-богачка решила развлечься и посмотреть на трущобы... Ваше Высочество.
– Ты правда думаешь, что я красивая? – спросила она, широко распахнув глаза.
Аладдин оторопело замер с открытым ртом, не зная, что сказать.
– Ха! Шучу. Конечно, ты так думаешь, – прыснула Жасмин самым неподобающим принцессе образом и пихнула его в плечо, на мгновение чем-то напомнив ему Моргиану – не сказать, чтобы неприятным образом. – Твои мысли так же легко читать, как книгу на арамейском. – Но ты все-таки должен сказать мне правду об одной вещи, – добавила она, вдруг посерьезнев.
– Все, что хочешь, – пообещал он.
– Как тебя зовут?
Аладдин расхохотался.
– Действительно, мы ведь так и не представились друг другу, как полагается. – Он вскочил на ноги и склонился в низком поклоне. – Я Аладдин, сын Атефех, дочери Тванкеха, который был сыном Ибрагима, который был сыном еще каких-то людей, о которых ты никогда не слышала. И никто не слышал.
– А я... ладно, ты и так уже знаешь, кто я такая, – сказала Жасмин, снова сникая. – Ия очень, очень сожалею о том, через что тебе пришлось пройти.
– Оно того стоило. По большей части, – хмыкнул Аладдин, снова усаживаясь на пол рядом с ней. Он поморщился от боли в боку. Жасмин это заметила. Но когда она потянулась к его ране рукой, Аладдин мягко ее отвел. – А кроме того, раз уж я выжил, я готов поквитаться с теми, кто все это затеял. Мы разберемся с Джафаром, не сомневайся. И вернем тебя на трон. Пока не знаю как, но мы обязательно это сделаем. В память о твоем отце.
– Из мести за моего отца, – прошипела Жасмин сквозь стиснутые зубы. Ее пальцы снова сжались в кулаки, а взгляд уставился в пространство, разгораясь гневом.
Аладдин потер ладонями лицо. Слишком много всего случилось. И за слишком короткое время. Все вокруг менялось так быстро... Старый султан умер. Не сказать, чтобы он был великим человеком, как некоторые выдающиеся правители, но он по крайней мере был вменяемый. А Джафар, его мерзкий визирь, теперь сделался совершенно безумным диктатором. И Аграба стала совсем другой.
А теперь еще и Расул погиб.
Конечно, Аладдин не питал к нему пылкой любви, особенно после того, как он наградил его раной на боку. Но, как и старый султан, он был привычной частью жизни Аладдина. Расул гонялся за ним еще с тех пор, как он был мальчишкой. Теперь Аладдин стал взрослым юношей, а Расул дослужился до капитана стражи. Можно сказать, они выросли вместе... только шли всю жизнь по разным дорогам.
Непривычная боль набрякла тяжким комом в груди. Аладдин никогда не желал ему смерти. И до сих пор ни разу не становился причиной чьей-то гибели. Теперь для него тоже все изменилось. Это чувство вины было новым. А все новое в последнее время оказалось просто ужасным.
Кроме Жасмин.
От одного взгляда на нее у него становилось легче на душе. Волосы она теперь заплела в косу и обернула ее вокруг головы, как делали девушки-кочевницы, а выбившиеся прядки завивались за маленьким ушком самым очаровательным образом. И ее лицо, даже выпачканное пылью, все равно сияло свежестью.
