Возможно, луна по-прежнему оставалась где-то на небе, но сейчас миром правил ее брат солнце, и краски дня поблекли в слепящей белизне полуденного зноя. А здесь, на гладкой, выбеленной солнцем крыше, было еще жарче.
– Опасность миновала! – ухмыльнулся Аладдин, крепко сжимая свое сокровище, добытое столь дорогой ценой. Напоследок он еще разок выглянул с крыши, ухватившись смуглыми руками за выщербленный край кирпичной кладки и ловко подтянувшись. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, он расслабился, уселся и приготовился разделить драгоценную добычу пополам. Большие светло-карие глаза мальчика заблестели от радостного предвкушения. Подумать только, всего один ломоть хлеба. А ведь он дороже, чем все золото и самые прекрасные из драгоценных камней, которые можно купить на базаре.
Маленькая обезьянка, вертевшаяся рядом с ним, нетерпеливо застрекотала.
Обезьянку звали Абу, и это был последний подарок его матери. Само собой, отец Аладдина так никогда и не вернулся из тех дальних краев, куда он отправился в поисках богатства. Впрочем, Аладдин уже давно не верил в эту сказочку, поэтому не испытывал большого горя. Однако его мать волновалась, что в отсутствии нормальной семьи сын окончательно отобьется от рук и сделается совсем нелюдимым. Поэтому она решила, что какой-нибудь ручной зверек сумеет приручить и самого парня.
Отчасти так и получилось...
Вот только воровать еду ему теперь приходилось для двоих.
– Обед подан, – объявил Аладдин, щедрым жестом протягивая своему мохнатому приятелю половину ломтя.
– Стой, ворюга!
Абу сорвался с места. Аладдин вскочил на ноги.
Значит, стражникам с рынка все же как-то удалось взобраться по шаткой стремянке на крышу, где затаился Аладдин. По крайней мере, двое из них уже перебирались через край крыши, а следом за ними карабкался рассвирепевший Расул. В эти дни он уже являлся на службу в полосатом тюрбане, заколотом черным ониксом, как полагалось по рангу капитану стражи. Несмотря на постоянные стычки с Расулом, даже Аладдин был вынужден признать, что начальник стражи добился своей должности честно и заслужил ее.
Однако это вовсе не означало, что Аладдину он нравился.
– На этот раз я вернусь с твоей рукой в качестве трофея, Уличная Крыса! – проревел Расул, с пыхтением одолевая последние перекладины хлипкой лесенки.
Из-за усилий, которых потребовал от него этот подъем, он разъярился едва ли не вдвое сильнее обычного.
– И это всего из-за куска хлеба? – вскипел Аладдин.
Вообще-то, для того чтобы стянуть его, он нарочно выбрал одну из повозок, загруженных припасами для очередного султанского пикника – загородной прогулки правителя со свитой с целью позапускать воздушных змеев или заняться еще чем-нибудь столь же глупым. Уж наверняка, решил Аладдин, этот заплывший жиром султанишка не заметит пропажи всего-навсего одного кусочка хлеба.
Зато стражники, судя по всему, заметили. А согласно закону, если обвинитель пожелает, он может потребовать, чтобы вору в наказание отрубили руку.
И острый клинок ятагана на поясе Расула в этот миг как раз особенно ярко поблескивал на солнце.
Поэтому Аладдин взял и спрыгнул с крыши здания.
У Аладдина имелось много качеств: он был быстрым, сильным, сообразительным, ловким, находчивым и гибким.
Но он вовсе не был безрассудным.
Стражники оторопело застыли. И пока они так стояли, оцепенев при виде этого совершенно безумного поступка, сулящего верную гибель, Аладдин без лишнего волнения почти долетел до самой мостовой, но успел на лету схватиться за веревку для сушки белья. Он хорошо помнил, где она натянута.
Разумеется, был шанс, что веревка не выдержит.
Но сегодня удача оказалась на стороне Аладдина. Так что единственными его потерями, когда он стремительно выбросил руки вперед и повис на веревке, стало, во-первых, то, что его голову тут же накрыло чьим-то бельем, а во-вторых, что он сильно ободрал ладони. Когда боль стала такой сильной, что терпеть ее было невмоготу, он разжал руки и шлепнулся на землю, как следует приложившись о пыльную улицу.
У него не было времени, чтобы подсчитать ушибы, порадоваться своей удаче или даже разразиться парочкой подходящих к случаю ругательств. Ему нужно было срочно придумать, что делать дальше – только так у него могла появиться возможность хотя бы на шаг опередить стражников, которые, конечно, уже наверняка торопились вниз, чтобы посмотреть, что с ним случилось.
Барахтаясь на земле, он кое-как выпутался из тряпок, которые оказались одеяниями вдовы Гульбахар. Аладдину тут же пришло в голову, что он мог бы, пока его не засекли, набросить на себя эти одеяния, прикрыв покрывалом лицо, и притвориться девушкой – скромной, хоть и не самой привлекательной – и шмыгнуть в какой-нибудь гарем, где, возможно, удалось бы переждать опасность.
Он замер, услышав прямо над своей головой громкий женский смех.
Задрав голову, он увидел саму вдову, которая свешивалась из окна и улыбалась ему – довольно мило. Рядом с ней стояли еще две женщины. Судя по всему, вся троица собралась, как обычно, всласть почесать языки, и именно этим и занималась, пока их не прервало его эффектное появление. Что ж, кумушки получили удовольствие – возможно, единственное в этот день, который, подобно всем прочим дням, будет заполнен только тяжелой работой и заботами о пропитании.
– Не рановато ты сегодня влип в неприятности, Аладдин? – поддразнила его Гульбахар.
– Неприятности... ой... начинаются только тогда... ой-ой... когда тебя поймают, – возразил Аладдин, поднимаясь на ноги и стараясь не слишком кряхтеть от боли. Он подошел к женщинам, в душе надеясь, что те уловили намек, когда он прикрыл голову сорванным с веревки покрывалом. Алладин прислонился к стене, слегка выпятив бедро – ему казалось, что так его поза больше будет похожа на женскую. И не забыл повернуться спиной к переулку, из которого должны были выскочить стражники.
Гульбахар округлила глаза и покачала головой.
– Пора бы тебе остепениться, Аладдин, – вздохнула она. – Найди себе хорошую девушку. Уж она-то сумеет сделать из тебя человека.
Остальные женщины согласно закивали. Они-то не сомневались, что все знают о хороших девушках – хотя к ним самим это определение никак не относилось. Но ведь и им нужно было что-то есть... а в Аграбе для этого недостаточно быть хорошей девушкой.
– Вот он! – внезапно послышался голос Расула. Он уже топотал по переулку во главе целого отряда стражников, наглухо перекрыв Аладдину путь к бегству.
– А вот теперь у меня действительно неприятности, – сказал Аладдин.
Он повернулся, чтобы дать деру, но Расул сумел вложить весь накопившийся гнев и остатки сил в последний, исполненный ярости стремительный бросок. Схватив Аладдина за руку, он резко развернул его лицом к себе.
– Уж на этот раз, Уличная Крыса, я тебе...
