Напившись вдоволь и утерев лицо тыльной стороной ладони, он вдруг обратил внимание, что они по-прежнему одни. Он подозрительно огляделся. Вокруг не было ни единой живой души: ни один караван не приближался к водопою по длинной пыльной дороге, вившейся через пустыню. Никакие погонщики не суетились у колодцев, наполняя водой верблюжьи бурдюки и снаряжая их к новому походу. Никто не расхваливал свой товар у прилавков со сладостями и лепешками, желая накормить проголодавшихся путешественников. Зазывалы не кидались к вновь прибывшим, чтобы затащить их непременно в свою харчевню или уговорить поставить шатры именно на их участке. Вокруг не сновали мальчишки, предлагая за мелкую монету понести поклажу или показать городские достопримечательности.
– Хм, – задумчиво проговорил Аладдин. – Ладно... давайте раздобудем чего-нибудь поесть. Только постарайтесь не привлекать внимания, ясно?
Он покрутил в воздухе пальцем, и ковер понятливо свернулся в рулон. Подлетев к Аладдину, он удобно устроился на его левом плече, Лбу тут же взгромоздился на правое, и они двинулись дальше по пустынной дороге, стараясь выглядеть как можно зауряднее.
Даже углубившись в город, они видели все такие же пустые, безмолвные улицы. Тишину нарушал разве что пустынный ветер, уныло шелестевший среди брошенных стойл, домов и площадей. Лишь откуда-то издалека доносился неясный приглушенный шум, природу которого он никак не мог угадать. Как будто далекий рокот или гудение приближающегося урагана. Кроме этого, вокруг не раздавалось ни звука.
Аграбу едва ли можно было назвать тихим городом. Здесь всегда кто-нибудь шумел: то торговец, нахваливающий свой товар, то старьевщик, скупающий по дворам тряпье и прочий хлам, то матери, покрикивающие на детей, то мужчины, орущие друг на друга. Редко кто из них при этом всерьез негодовал или злился: просто так уж принято было общаться в этих местах.
Аладдин растерянно почесал в затылке. По его опыту, внешне беспричинные неприятные явления и ощущения обычно означали, что надвигается что-то плохое. Например, как в тот день, много лет назад, когда из города внезапно улетели все воробьи и голуби. Зрелище, конечно, было великолепное... но сразу после этого случилось землетрясение.
Он подавил в себе желание посвистеть – просто для того, чтобы нарушить тишину хоть какими-то звуками.
Аладдин подскочил от испуга, когда с гребня стены на него вдруг мяукнула бродячая кошка.
Признаки человеческого присутствия обнаружились лишь тогда, когда они уже почти добрели до самого центра города. На улицах им стали попадаться люди – судя по всему, отставшие от основной массы, – которые все, как один, мчались бегом в сторону главной площади. Туда, где высился дворец султана.
– Эй, приятель, – обратился Аладдин к одному из прохожих, ухватив его за плечо, – пожалуй, чуть крепче, чем полагалось бы для дружеского жеста. – Где пожар-то?
В черных глазах мужчины мелькнуло замешательство.
– Ты что, не слышал? Сейчас начнется великий парад в честь нового султана! Отпусти меня, я не хочу ничего пропустить.
– Новый султан? – опешил Аладдин. – А куда подевался старый?
– Старого больше нет! Да здравствует Джафар! – громко выкрикнул мужчина, воздев руку в странном жесте, чем-то похожем на воинский салют. После чего он торопливо вывернулся из ослабшей хватки Аладдина и припустил дальше по улице, ведущей в сторону дворца.
– Больше нет? – озадаченно повторил Аладдин. Всего неделю назад его, пожалуй, не сильно тревожило бы, что может случиться с султаном. Пожалуй, он бы даже порадовался немного смене правителя. Ведь если трон займет кто-то другой, хуже-то уже все равно не будет.
Но тогда он еще не был знаком с принцессой Жасмин.
Возможно, старый султан был неумным и бездарным правителем, но он все же был ее отцом. И другой родни у нее не было.
И еще в его сознании промелькнул невольный, но весьма существенный вопрос: что сталось с Жасмин, когда она перестала быть дочерью султана?
Аладдин бросился бежать в туже сторону, что и исчезнувший прохожий. Возможно, он сумеет найти ответы на интересующие его вопросы там, на параде... Или, по крайней мере, сможет расспросить других людей.
Тревога за Жасмин и любопытство ничуть не помешали ему обшарить по пути парочку опрометчиво брошенных прилавков и разжиться вертелом с еще не остывшим шашлыком, свежей лепешкой и пригоршней абрикосов. Он ничего не ел уже целых три дня, так что голова у него кружилась не только от фантастического полета на волшебном ковре.
Как выяснилось, отдаленный шум, который казался ему гулом ветра, на деле оказался гомоном огромной толпы. А это что еще... неужели музыка? В отдалении кто-то пел – кажется, целый хор.
Осторожно прокравшись вдоль стены дома, он высунулся из-за угла, чтобы выяснить, что происходит. Как оказалось, он мог совершенно не беспокоиться, что его кто- то заметит... потому что все смотрели в другую сторону.
По той самой широкой улице, которая вела от убежища Аладдина к дворцовой площади, двигалось самое невероятное шествие в истории Аграбы.
Оглушающе громкая музыка каким-то образом неслась со всех сторон сразу. Рокотали барабаны, трубили трубы, люди в ярких одеяниях распевали обычные славословия в честь султана, перечисляя его выдающиеся достоинства и поистине невероятные подвиги.
Но... странность была в том, что некоторые люди в толпе тут же подхватывали песню, как будто заранее знали ее слова.
Следом за певцами шествие продолжила добрая дюжина огнеглотателей и акробатов. Они прыгали, кувыркались и вертелись колесом с застывшими улыбками на лицах и темным пламенем в глазах. Толпа восторженно охала и ахала, глядя, как ловко они заглатывают полыхающие мечи и выдыхают клубы дыма.
Но... Аладдину и раньше доводилось видеть выступления огнеглотателей на базарной площади, так что многие их трюки были ему хорошо знакомы. А эти же выглядели так, будто они и в самом деле... изрыгали огонь.
Позади них вышагивала сотня мужчин, похожих в своих сверкающих церемониальных черных доспехах на глянцевитых жуков. Они двигались безупречным, невероятно слаженным маршем и вместо мечей потрясали серебряными трещотками-систрумами, отчего казалось, будто все небесное воинство внезапно сошло на землю.
Хотя, может, вовсе и не небесное. Их глаза тоже полыхали огнем.
За ними следом двигались ряды жонглеров мечами. Их серебряные ятаганы казались такими острыми, что могли рассечь само небо, и несмотря на поразительную сноровку жонглеров, Аладдин все же невольно вздрогнул от отвращения.
Процессию продолжали несколько дюжин весьма скудно одетых танцовщиц – прекрасных, грациозных и соблазнительных. Все они выглядели на удивление похожими друг на друга – но не как сестры и не как насельницы одного гарема. Дело было скорее в их движениях и манере держаться: застывшие улыбки на их лицах были совершенно одинаковыми. Улыбались только губы красавиц, а глаза оставались холодными.
