– Я твой хозяин, и ты обязан исполнить три моих Желания, правильно? – спросил визирь, смакуя каждое слово.
Джинн приподнялся над полом и вдруг оказался в темной мантии и тюрбане, какие носят ученые. Выставив перед собой руку, он принялся с нравоучительным апломбом перечислять, загибая пальцы:
– Совершенно верно. Разумеется, при этом существует ряд условий и оговорок, парочка квипрокво...
– Да, да, само собой, – перебил его Джафар. – Итак, джинн, мое первое желание: я хочу править этой страной и занять трон султана.
Жасмин застыла с раскрытым ртом. Султан оцепенел.
Джинн, заметив их реакцию, задумчиво присвистнул.
– Прости, приятель, – пробормотал он, обращаясь к султану. – Ничего личного, но, кажется, твое время вышло.
Ударила голубая вспышка, комнату заволокло тусклой дымкой. Жасмин видела, как небо за окном потемнело и заволоклось тучами, как перед сильной грозой. Воздух вокруг нее наполнился странной энергией, от которой волосы потрескивали и поднимались дыбом.
Белый тюрбан султана взмыл в воздух.
– Прекратите немедленно! Что за выходки? – вознегодовал султан, подпрыгивая и пытаясь дотянуться до уплывающего тюрбана. – Джафар, приказываю тебе немедленно остановить это безобразие!
Жасмин стиснула зубы. Похоже, ее отец так еще и не понял, что происходит. Он так привык чувствовать себя единственным правителем Аграбы, что не мог даже представить, что в один прекрасный день его положение может пошатнуться. Он действительно верил, что советник станет подчиняться его приказам.
Жасмин еще раз подергала дверную ручку, но без всякого успеха. Надо как-то выбираться отсюда. Джафар уже сделался единоличным правителем Аграбы – а ведь у него в запасе осталось еще два желания. И каждое следующее может оказаться еще хуже.
– Да, о султан, – с издевкой фыркнул Джафар. – Но теперь приказы отдаешь не ты. Их отдаю я.
Голубоватый дым окутал его и султана. На глазах у Жасмин царственные бело-золотые одежды соскользнули с ее отца, так что в считаные мгновения он остался в одном исподнем.
Зато Джафар довольно ухмылялся, увидев себя облаченным в лучшие парадные одежды верховного правителя.
– Кланяйтесь мне! – крикнул он султану и Жасмин, вперив в принцессу безумный взгляд.
Бежать было поздно. В этом не оставалось никаких сомнений.
Жасмин вдруг поймала себя на мысли: а что бы на ее месте сделал тот юноша с базара? Вот уж кто умел действовать, не раздумывая, и выживать в самых трудных обстоятельствах, полагаясь только на свой ум и находчивость. Если они с отцом подыграют обезумевшему визирю, удастся ли им выгадать время? Поверит ли Джафар их притворной покорности? Может быть, тогда ей удастся отвлечь его и стащить у него лампу...
– Я никогда не стану кланяться тебе, гнусный ты самозванец! – выкрикнул султан, вне себя от ярости.
Так, этот шанс уже можно исключить. Жасмин сникла, охваченная отчаянием.
Лицо Джафара побагровело от бешенства. В любых других обстоятельствах Жасмин бы только порадовалась такому зрелищу.
– Что ж, если не желаешь кланяться султану, значит, будешь валяться в ногах у чародея! Джинн!
Джинн, который до сих пор молча наблюдал за сценой, нервно подрагивая своим дымным основанием, как собака – хвостом, послушно встрепенулся.
– Я желаю стать самым могущественным чародеем в мире!
Признаться, Жасмин была лучшего мнения о великом визире. Да, она считала его безумным, непомерно тщеславным и омерзительным, но вот глупым – нет, никогда. Однако теперь дела грозили принять совсем скверный оборот.
Джинн вытаращил глаза. Все его природное добродушие вдруг куда-то улетучилось, как будто он осознал, какая ужасная ошибка вот-вот свершится. Он отвел глаза, словно испытывая неловкость от того, что собирался сделать, и направил на Джафара вытянутый палец.
Из кончика пальца заструился дымок, засверкали маленькие молнии. Зловещий красный огонь перебежал по его руке прямо в глаза Джафара. Теперь бывший визирь был облачен уже не в парадное платье султана – его одеяние сделалось таким черным, будто он был окутан не тканью, а самой тьмой. Его тюрбан приобрел странную угловатую форму, а посох в виде кобры зашевелился, как живой, и застыл в виде нового, угрожающе заостренного колдовского орудия с навершием из черного дерева.
– А теперь – униженное смирение и покорность, – объявил чародей, направляя посох на Жасмин и ее отца.
В следующее мгновение Жасмин обнаружила себя на коленях, простершейся у ног Джафара. Султан отказывался смириться с насильственным коленопреклонением и собственной унизительной наготой, но все его возмущение выразилось лишь в каком-то нелепом бульканье.
– И наконец, – продолжал Джафар как ни в чем не бывало, – мое последнее желание.
Жасмин почувствовала, что неведомое волшебство поднимает ее над землей. Как оказалось, ничего приятного в этом не было. Теперь она сидела на пятках, сложив руки в жесте смиренной покорности.
– Пусть принцесса Жасмин полюбит меня безответной любовью.
Все присутствующие в комнате потрясенно умолкли, включая джинна.
В груди у Жасмин что-то подозрительно заклокотало, словно ее могло вот-вот стошнить.
– Нет! – гневно выкрикнул ее отец.
Джафар презрительно фыркнул, продолжая ждать.
Жасмин тоже ждала, внимательно прислушиваясь к себе. Изменилось в ней что-нибудь? Не появилось ли в ней новое чувство к Джафару?
Тошнота немедленно вернулась.
Самодовольное выражение на лице Джафара постепенно сменилось замешательством.
Джинн деликатно кашлянул, привлекая его внимание.
– Как я уже говорил, Ваше Чародейское Всемогущество, прежде чем вы изволили перебить меня, – кстати, безграничная власть вовсе не оправдывает скверные манеры, о Непревзойденный, – существует несколько оговорок, а также пара квипрокво. Я насчет ваших трех желаний.
Сейчас он висел в воздухе, и его синий дымный хвост спокойно покачивался из стороны в сторону.
Джафар промолчал, но Жасмин заметила, как его губы скривились от злости.
– Итак, к сведению новичков, существует несколько основополагающих законов магии. Слушайте внимательно. Правило номер один: я никого не могу убивать. Правило номер два: я не могу никого заставить воспылать любовью к кому бы то ни было. – Он пристально поглядел на Джафара, а потом добродушно подмигнул Жасмин. – И, наконец, правило номер три, хотя оно, я полагаю, к вашему случаю не относится. Насколько я вижу, вы не из тех, кто вдруг может решить «О, я допустил ужасную ошибку, давайте вернем его из мертвых». Так вот – я не могу возвращать умерших.
Султан вздохнул с видимым облегчением и, встав рядом с дочерью, ободряюще пожал ей ладонь.
