Слева от них в углу собралась компания моряков, судя по всему со стоящего в бухте вест-индийского транспорта. Они успели уже «загрузить трюмы» изрядным количеством спиртного, поэтому разговор шёл на повышенных тонах. Слово держал немолодой низкорослый крепыш, по виду боцман, и обсуждали они, похоже, что-то важное.
Кристофер навострил уши.
— А то и говорю, что не брехня! — ещё сильнее повысил вдруг голос рассказчик. — Клянусь своей шкурой — не брехня! Дэви Джонс — это не какой-то там лепрекон с сидом! Он ведь не просто по кабакам ходит стаканчик виски пропустить или там с девчонкой позабавиться — хотя и такое бывает. Он поиграть любит — нету ему лучшего развлечения, как в кости перекинутся с моряком. Будь ты последняя «пороховая обезьяна», будь хоть сам адмирал, без разницы.
— Складно говоришь, Джерри, — с сомнением помотал головой кто-то из собеседников. — Но вот на что ж он может играть? На селёдку да каракатиц?
— Ну эт-ты, Марк, хреновину спорол, — рассудительно произнёс другой. — Само собой, у Дэви Джонса золотишко водится. Все потонувшие корабли — его!
— Так и я про то ж! — вступил в разговор третий. — Зачем Дэви Джонсу наши медяки? — он бросил на стол истёртый пенни. — Зачем, когда у него своего полно?
— Не понимаете вы, — вновь повысил голос бородач. — Он ведь не на деньги играет, а на дары. Поставишь, к примеру, на удачу в боях — будет тебе удача в боях! Захочешь, чтобы твой корабль не утонул, — и Дэви Джонс никогда не пустит твою скорлупку на дно, даже если она будет разваливаться на ходу и черви проедят её днище! Можешь попросить долгой жизни и молодости — получишь! Вечную жизнь, само собой, не даст — не в бесовских это силах. Но лет сто, а то и двести проживёшь молодым, почти не меняясь — если не убьют, само собой.
— Точно! — пробормотал кто-то. — Слыхал я от дядьки своего, что в Глазго на постоялом дворе кухарем служил. Остановился у них один тип, вроде моряк по виду, но при деньгах, этак лет тридцати. Утром приходит служанка его будить, а в кровати мёртвый старик лежит! Весь высохший как будто ему сто лет в обед! Только перстень на пальце, как у постояльца.
— Не знаю, — пробурчал Марк, — только я бы уж точно с чёртушкой Дэви играть бы не сел, не зря его молва зовёт «Большой Мерзавец Джонс»! Определённо смошенничает. Трудно, что ль, нечистой силе в кости честного моряка обмишулить?
— Нет, — вновь взял слово рассказчик. — Дэви Джонс честно играет: иначе какой азарт?
— Повстречать бы, — мечтательно произнёс какой-то молодой матрос. — Сыграл бы с ним лет на двести жизни...
— Да как сказать, — покачал головой Джерри, подёргав себя за бороду. — Выиграть-то можно многое, но вот твоя ставка всегда одна.
— Душа? — с испугом поднял брови молодой.
— Нет, — пожал плечами Джерри, — Дэви Джонс, видишь ли, нечисть старая, ещё со времён до Христа. У неё власти над душами крещёными нет. Что у Дэви Джонса, что там у Барона Субботы, или у тех индейских демонов, каким краснокожие молятся. А вот жизнь твою забрать может. Ставка у него — твоя голова. Если проиграешь, утащит он тебя на дно, утонешь, как крыса в бочке. Тогда из твоего черепа он себе чашу для пунша сделает, а из мослов — кости игральные выточит!
После этих слов компания примолкла, да и Кристоферу, в подобные вещи не очень верившему, тоже стало как-то не по себе...
Тем временем наверху шла беседа между Джоном и важным господином в жёлтом кафтане и расшитой серебром треуголке, больше всего напоминавшем эсквайра средней руки.
— Значит, говорите, мистер Джон Смит, — многозначительно ухмыльнулся Фрезер. — Ваш дядюшка случайно оказался постояльцем в моей... кхм, гостинице? Честно говоря, странная история: у такого почтенного, кхм, смею надеяться, джентльмена, вдруг обнаруживается дядя-испанец, да ещё — подозрительный пропойца и бродяга? Я прямо-таки не знаю что и думать!
— О, я и сам иногда не рад. Но что поделать, родню не выбирают! — нарочито громко вздохнул Джон. — Покойная сестра моей тётушки была столь неразумна в выборе жениха...
Тут он никоим образом не оскорбил память своей родни — ибо у тётушки капитана сестры не было — она была единственной девочкой из десятка детей, рождённых в семье.
— Не продолжайте, — вдруг подмигнул ему Фрезер. — Я, знаете ли, совсем не собираюсь выпытывать ваши семейные тайны. Хочу всего лишь указать, что, если я возьму и просто так отпущу вашего дядюшку, у меня могут быть неприятности. Я честный человек, мистер Смит, и моя репутация стоит дорого...
— Сколько? — осведомился корсар, сообразив, что настал момент, когда нужно ставить вопрос ребром.
Фрезер молча показал один палец.
— Это... десятков, сэр?
— Как вы могли подумать? — рассмеялся Фрезер. — Я что, продаю вам вола или старую клячу? Я продаю то что вам очень нужно: чтобы дядюшка вышел на свободу... Хотя... — он опять хитро усмехнулся... — Бывает, что наоборот: некоторые желают, чтобы кто-то из-под моей... кхм, опеки не вышел... Или вышел вперёд ногами. Кстати, если вам вдруг понадобится...
— Нет, благодарю... — саркастически усмехнулся Джон. — Возможно, в будущем. Значит — сотен?
Кивком головы тюремщик подтвердил догадку.
— Так по рукам?
— По рукам! Завтра днём приходите и забирайте старикашку... пардон — дядюшку, — рассмеялся Фрезер, скрепляя сделку рукопожатием. — И не забудьте принести то, о чём мы договорились!
«Мда... Остаётся надеяться, что старый хрыч стоит этих денег!» — думал Серебряный, спускаясь с лестницы.
* * *
На следующий день по распоряжению капитана они ввосьмером отправились в местную тюрьму забирать Диего.
По запущенным убогим улицам навстречу им шагали горожане. Среди них было много цветных — видимо, рабов, а может, и вольноотпущенников. Цвет их кожи различался — от антрацитно-чёрного у негров до янтарного и золотого у тех, в ком текла кровь белых и индейцев. Большинство было одето в такую же одежду, как у хозяев — разве что более старую, обтрёпанную. Правда, попалось несколько красивых женщин, что щеголяли нарядными платьями; видимо, любимиц господ. На проходивших мимо них моряков никто не обращал внимания.
Тюрьма размещалась тут, в форте, — одном из трёх, что должен был защищать Нассау. Однако строительство было завершено менее чем наполовину, и обращённая к суше сторона крепости отсутствовала. Имелся только фундамент, на котором встанут массивные стены.
На незаконченных стенах копошились несколько десятков рабочих, а во дворе лежали груды брёвен и коралловые глыбы, вырубленные, видимо, в бухте.
У одного из трёх входов — массивных окованных железом дверей — уже стоял и ждал их Джон Серебряный в компании какого-то типа, в котором Питер не без душевного трепета опознал надсмотрщика — по специфическому выражению лица и заткнутой за пояс плётке. Тут же стояла тележка, куда был впряжён старый осёл, коего под уздцы держал почти такой же старый негр.
